Новые поступления в Театральную библиотеку

Бывшие супруги Ольга и Дима вынуждены жить вчетвером под одной крышей со своими новыми спутниками жизни – Милой и Яшей. Но когда в гости приезжает отец Ольги, ничего не знающий о разводе, Ольга и Дима изображают счастливую семью, чтобы папу не хватил инфаркт.

Мила и Яша с неохотой соглашаются исполнить роль прислуги, и спасение папы от инфаркта все больше становится похоже на головокружительную авантюру, которая постоянно находится на грани провала.

Бесцеремонное вторжение в дом Марго - соседки без комплексов и предрассудков, – запутывает ситуацию окончательно, и финал становится абсолютно непредсказуемым.

Стараясь, во что бы то ни стало, стать студентом театрального института, абитуриент Роман Сироткин перевернул с ног на голову жизнь семьи своего преподавателя, пробудив не только демонов, но и совесть. Только он не знал, что у этого представления есть режиссёр и кукловод.

Поняв, что упустил что-то важное в воспитании своего непутёвого сына – мажора и беспредельщика, – миллиардер Чичибабов нанимает ему няню... которая оказывается не совсем няней и берёт в оборот даже самого Чичибабова. А дальше события и вовсе выходят из-под контроля, и авантюра стремительно перерастает в безумный квест.

Подлый трус Шакалов влюбляется в одноклассницу Аню, а чтобы его никто не заподозрил в этом, начинает сильно вредить девочке и оскорблять её. Подруга уговаривает Аню не давать сдачи, следуя распространённым советам психологов, считающих, что без ответной агрессии конфликт быстрее угаснет. Однако за три года Шакалов от безнаказанности настолько наглеет, что подкупает малышей и подростков и провоцирует их оскорблять Аню, портить её имущество и всячески издеваться.

Аня, убедившись в полной несостоятельности совета психологов, в отчаянии переходит в другую школу. За ней уходит и подруга, обвинив трусливых одноклассников, пляшущих под дуду Шакалова, в подлости. Те не признают своей вины, считая, что все девочки постоянно необоснованно обижаются.

Шакалов намеревается продолжать бесчеловечно преследовать Аню, но внезапно одноклассники отказываются участвовать в его тёмных делах и рушат все его планы. Потеряв власть, друзей и любимую девочку, Шакалов обвиняет во всех своих несчастьях затравленную им Аню. Влюблённый в неё положительный мальчик Коля, под натиском Шакалова, тоже предаёт Аню и не понимает своей вины, считая, что Аня покинула школу исключительно из-за женского непостоянства.

Кто бы мог ожидать, что прикладная физика может быть такой чувственной, ясной… и настолько волнующей. «Созвездия» Ника Пейна – великолепная пьеса для двух актеров… возможно лучшая из всех любовных историй, которые видел Бродвей. Пэйн – мудрый и человечный молодой драматург. И хотя пьеса «Созвездия» написана в высшей степени внятно, мы понимаем, что слова подчас бессмысленны, их всегда не хватает, чтобы связать двух людей навечно. Время – наш самый грозный судья. История о параллельных мирах – вселенская во всех смыслах.

«The New York Times»

«Созвездия» Ника Пейна умная, нежная и довольно эффектная пьеса об обычной жизни человека, которая сначала сулит ему бесконечные варианты и возможности, а затем все более сужается, пока, наконец, смерть не положит конец его поискам. Не один я хлюпал носом в зале на спектакле.

«The Guardian» (UK)

Совершенно изумительная, в одно и тоже время – убедительная и загадочная пьеса, которая своим уникальным способом воздействует на публику… невероятно увлекательное и полное эмоций путешествие. Тщательно выписанные диалоги, сжатые и глубокие, проникнутые своей оригинальной поэзией.

«The New Yorker»

Спесктакль возможный, как бенефисный, для актёра среднего возраста.

Всемирно известный олигарх Одинцов внезапно попал в беду. Вначале покинула его, уйдя в мир иной, любимая жена, на которой многие годы держалось счастливое, семейное, хозяйство с тремя детьми: сыном Глебом и дочерьми Настей и Ольгой. Потеря любимой и ощущение наступившей внезапно пустоты в личной жизни не прошли даром - Егор Кузьмич заболел.

Понимая, что силы тают, он решает перебраться из московской сутолоки в построенный по спецзаказу, лесной коттедж, предварительно надёжно укрепив и обезопасив его. Но и здесь, в уединении, его настиг новый, моральный уже, удар.

Дочери категорически не согласились с его, благородным, решением: чтобы не портить взрослых уже детей большими деньгами, передать все свои миллиарды государству, на благотворительные цели. Началась отчаянная борьба наследниц с отцом, которая закончилась полным разрывом отношений с больным родителем.

В эти, не простые для себя, дни Одинцов принимает решение пригласить, ставших вдруг непослушными, чад на семейное вече, где решил в последний раз переубедить их в несостоятельности подобных, иждивенческих, претензий. Глеб, прибывший из Оксфорда, где он находился на обучении, а так же давний, преданный друг Одинцова, бизнесмен Лузгин стали вначале свидетелями, а затем и участниками острой сцены отца с примчавшейся, в спешном порядке, дочерью Ольгой.

Но тут, на помощь олигарху, неожиданно приходит группа детей бывших КВНщиков, с которыми Одинцов сражался когда-то за победу на студенческих конкурсах смеха! Это актриса театра Катя, муж дочери Насти Порфирий, а так же нотариус Птичкин.

С удовольствием поддержали эту, озорную, компанию сын Глеб, мечтавший когда-то стать актёром, бывший КВНщик Лузгин и новая, молодая, неизвестная ещё никому, супруга Одинцова Дарья, имя которой значилось первым в списке подготовленного для подписи завещания.

И просторная гостиная лесного дома неожиданно превратилась в средневековый замок Испании, где начинают разыгрываться, одна за ругой, забавные и драматические одновременно, "сцены из рыцарских времен", заменившие скучные, нравоучительные, беседы отца с агрессивными дочерьми.

Неожиданную, трагическую, ноту в развитие действия вносит в финале гордая, своенравная Ольга. Однако её выстрел, как выяснилось, был холостым, а самоубийство - ложным.
А целью этого, трагического, обострения сюжета было желание детей Одинцова, придумавшего этот, карнавальный сюжет, показать и своё видение причин, создающих иногда крайние обострения между родителями и взрослыми детьми в подобных, состоятельых, семьях.

Предисловие к книге

Перебирая недавно архив, как и полагается литератору моего возраста, я, в который, не знаю, раз залюбовался густой залежью газетных и журнальных рецензий, статей, интервью, бурно и в основном радостно обсуждавших рождение «новой волны» драматургов 80-х годов двадцатого столетия. А я, надо сказать, был в этой волне не последней фигурой – оказался на гребне и, что важно, в хорошей компании. Поэтому моя фамилия, а то и фотография, то и дело мелькали среди этих пожелтевших материалов. Слаб человек! Жена ворчала: - Чем ты занят. А еще интеллигентный человек. – Особенно ей не нравились отпечатки, или как их, сканы?.. из интернета, который я раз в году, в качестве новогоднего подарка себе, проверял на предмет своей непреходящей известности как драматурга. И что же? Когда, казалось бы, уже можно было удовольствоваться архивными вырезками и на том успокоиться, из принтера или как его… друкера из году в год стали вылетать страницы с новыми, незнакомыми мне материалами. И что характерно, большого объема. Моя фамилия встречалась не так часто, но волна, волна!.. Она волновала. Я понял, что принадлежу «новой волне» уже пару-тройку десятилетий. И теперь – навсегда. В этом меня убедили авторы материалов. В новом веке (и что приятней всего – тысячелетии!) за «волну» взялись не какие-нибудь легкомысленные журналисты, а учёные зубры - диссертанты разных степеней, они из чего-то ее вычленяли и куда-то встраивали, рассматривали в разных аспектах, разлагали по пунктам, оснащали замысловатой терминологией. И получалось в итоге так, что возникла она не случайно, да-да!, а имеет хорошую родословную, и что без нее теперь никуда в истории русской литературы такого-то периода, что она возвестила…открыла, а кто-то говорил, что – наоборот, закрыла…подготовила… помогла…предсказала… Ну, и много чего еще сделала. Естественно, за этим последовали учебные планы, методические указания, учебные пособия и прочее, так что начальству ничего не оставалось, как включить «новую волну» в государственный образовательный стандарт. Надо же, гуляла, как хотела, нарушала правила, свергала авторитеты, хвалилась своей независимостью от государства, а потом – хлоп! – всё-таки угодила в систему.

А теперь покажите мне чудака, который мог бы из ложной стыдливости бросить все эти сокровища в огонь или сдать на макулатуру.

Я-то поступил иначе. Превозмогая чувство стыда, разложил все материалы на обеденном столе, да не просто до кучи, а в хронологическом порядке, и некоторое время внимательно вглядывался в этот пасьянс. Что-то убрал, что-то добавил, сделал несколько рокировок, и… всё понял! Передо мною лежал исторический роман. Или, вернее, роман-коллаж, сотканный из документов. В нем были три сюжетные линии или три пласта событий, развивавшихся параллельно, переплетенных между собой глубинными связями.

Первая линия повествовала о судьбе драматурга и его творения – пьесы «Смотрите, кто пришел!», которая проходит через весь роман красной нитью, вышивая его прихотливую канву. А что, вполне жизненно, поскольку формула ёмкая. Хотя и нескромно.

Вторая линия рассказывала уже не об одной, отдельно взятой судьбе, а о судьбе целого поколения драматургов и их творений, объединенных каким-то тревожащим, настойчивым признаком общности: в выборе тем, героев, социальных и психологических проблем, а также способом их изображения. Как сговорились. По словам Л.Аннинского, они что-то такое в жизни «учуяли». Это была новая поросль ревнителей многотрудного жанра, которую, собственно, и назвали «новой волной». Она, как выяснилось, через театр сумела высказать такие откровения, предчувствия и догадки, от которых возникло брожение в обществе, попытка мыслить по-новому. Можно даже сказать, что эти драматурги готовили перестройку задолго до Горбачева, и он со своим «новым мЫшлением» пришел на готовое.

И это было третьим, фундаментальным, пластом романа.

Сюжет развивался стремительно и парадоксально, и, отражая реальность, вращался вокруг страхов, с одной стороны, и радостных ожиданий – с другой, по поводу того, что приходят какие-то непривычные люди и настают новые времена. Споры о благотворности их прихода для нашей жизни идут до сих пор, но начинались они тогда, 35 лет назад, с грубого окрика с самого верха: «Никто не пришел! И не придет! Потому что не могут придти». Претерпевая смысловые, эмоциональные, интонационные и прочие изменения, фраза эта через много лет, в нашей, заполненной пришельцами и освоенной ими жизни, бесславно заканчивает свой путь в таком, примерно, виде: «Ну, пришли, ну и что?.. А вас предупреждали!»
Финал романа выстраивается так, что нарочно не придумаешь. Один пришелец, из мелких, некто Пузиков (подлинная фамилия!), наладил изготовление дипломов, курсовых работ, рефератов, о чем радостно сообщил на своем сайте puzikov.com. В список предлагаемых тем попали и ранние соловьи перестройки, четыре лидера «новой волны» драматургов. Он божится, что работа будет выполнена «в лучшем виде» и даже возможны скидки. Ну, что, я считаю, достойный конец. Как говорят, революция пожирает своих детей. А если не пожирает, то на них зарабатывает.

Для полноты впечатления и ясности понимания я решил предпослать роману, который является, несомненно, ядром книги, ту самую пьесу, из-за которой разгорелся сыр-бор, в том виде, как она была представлена публике альманахом «Современная драматургия» в далеком 1982 году – «Смотрите, кто пришел!» Ну, и заметки о ее сценической судьбе.

Но вот, что поделаешь, от пасьянса после этих манипуляций осталось еще некоторое количество материалов, исключить которые – рука не поднялась. Как-то они по-своему оттеняли тему романа. Я сгруппировал их в два приложения.

Первое назвал «Виртуальная жизнь».

Всегда считал себя человеком двадцатого века. О двадцать первом не помышлял. Думал: если и доведется взглянуть на него, то лишь коротко и в узкую щёлочку. И вот сбылось. Неведомые средства коммуникации… незнакомый сленг… какие-то форумы… какие-то «ники»… Обрывки как бы подслушанных разговоров незнакомых людей, народившихся за эти тридцать пять лет. Или созревших за это время. И вот, поди ж ты… «Купила диск со старыми советскими телепостановками… Смотрела прекрасную во всех отношениях пьесу… (Стыдливо умолкаю.) … Впечатление дурацкое и болезненное. И пожалуйста, не говорите мне, что там социальных заморочек не было, нынешние отдыхают по сравнению с.». (Это не опечатка, это такой оборот у них новый). Ну, что ж, думаю, не зря поработали. Хорошее поколение вырастили. С нами не заскучают.

А второе приложение связано с последствиями, которые неожиданно породило название пьесы – «Смотрите, кто пришел!» Это так называемое устойчивое выражение русской лексики и прежде иногда появлялось в речи, в журналистике и в литературе. Но после дискуссии в «Литературной газете» о пьесах «новой волны», где оно много раз варьировалось в заголовках статей, словосочетание это получило вторую жизнь и овладело творческим воображением огромного числа журналистов и средств массовой информации, так что, наконец, стало «слоганом» или, как еще выражаются – «брендом». Им пользовались для всевозможных редакционных нужд жадно и суетно, по делу и невпопад, присваивая его открытие себе или ссылаясь на пьесу. Я как-то запросил его в «Гугле», и то, что обозначилось в окошечке, повергло меня в смятение: 7 миллионов 850 тысяч ответов. Что означала эта цифра, я так сразу не понял, вернее, боялся понять, а только ходил нервно по комнате и бормотал: «- А за бренд, между прочим, деньги платят… Если даже по рублю за штуку…Может, зарегистрировать?» Но тут снова возникла жена. «- А на кого ты после этого будешь похож? Ты об этом подумал?» Я не понял, кого она имела в виду. Героев моей собственной пьесы? Или, может быть, того человека, которому капает рубль со всего на свете? Мне очень не хотелось на него походить, так же, как на его папашу, который когда-то был моим начальником. И вопрос, так же, как и ответ, повис в воздухе. Так что будем считать, что пришельцы в мой дом пришли, всё испортили. Но не победили.