Произведения, представленные на сайте:
1. «Маски»
Пьеса
Язык оригинала: русский; период написания: XXI век, 2021 г.
Страна: Российская Федерация (с 1991 г.)
Пьеса «Маски» - пьеса-медитация. Она о кризисе человека на пороге пробуждения, выхода за пределы социальных игр, суеты, сансары (можно перечислять множество имен, синонимов). Герой начинает вначале неосознанно чувствовать, что он нечто большее, чем то, что можно назвать социальными ролями или социальными функциями.
Это чувство заставляет его задаваться вопросами «Кто он на самом деле?». Для чего нужны функции роли. Он как бы встает по отношению к себе в метапозицию, превращаясь в наблюдателя. Он замечает, что по отношению к разным людям он разный. Для каждого члена общества он необходим в разных ипостасях. Для собственной матери он – сын, для супруги – муж, для детей отец. Кто же он для самого себя? Он не может найти ответа.
С самого начала в пьесу вводится символ черной маски. Черная маска первична, она существует до ролей, до социальных ролей. И первоначально воспринимается за истинное существо, как некая параллель буддийского понятия Шуньяты – непроявленной пустоты, допонятийной, дословестной реальности. Здесь угадывается сама буддийская медитация, вошедшая в арсенал очень многих психотерапевтических школ, таких как психосинтез, экзистенциальная терапия и прочих на разотождествление, на обнуление, на выход состояния глубокой чистоты. Но почему – черная?
Здесь суть более глубже философски – буддизм рассматривал шуньяту как конечную цель медитации, выхода из сансары. Но есть вероятность, что и пустота – само по себе понятие, и есть более высокий, неведомый уровень сознания. Автор берет на себя смелость показать этот уровень как Встречу, как Любовь. Как полное сбрасывание границ во Встречи с другим Человеком. Здесь есть некий отсыл к философии Мартина Бубера к его величайшей поэме «Ты и Я», когда сознание обретает полную пробужденность, а «Я» утверждается во свидетельстве «Ты», что можно утверждать как истинная любовь.
Пьеса развертывается драматично, через кризис, через потерю социального «я», всех незаметных в суете быта программ и функций, и проживается как тяжелое разочарование, как отчаяние, как горевание. Вспомним великую историю Будды, его путь через черное отчаяние, его поиски, его тупик семилетнего пути и его «случайное» пробуждение, когда отчаяние было смертельно велико.
Маски в пьесе играю важнейшую роль, они заменяют актеров, они носители характеров – то есть социальных ролей, «аватаров», они прячут людей и от других и от себя. Наш герой поражен порой, как другие не замечают, что носят маски, не замечают, что стали заложниками потребностей общества, выполняют только некие функции для общества, независимо речь об коллективах или семье.
Нашему герою приходят откровения, что и физические, и ментальные, и характериологические феномены в жизни – тоже функции, как, к примеру, болезни как функция шантажа, саботажа, продвижения, смиренословия, и многих-многих социальных игр.
По ходу пьесы ему приходят откровения в туманных видениях, что возможно и пустота (черная маска) за всеми ролями-масками не истина, что возможна красота, радость, счастье, любовь. И в финале он обретает это.
Это чувство заставляет его задаваться вопросами «Кто он на самом деле?». Для чего нужны функции роли. Он как бы встает по отношению к себе в метапозицию, превращаясь в наблюдателя. Он замечает, что по отношению к разным людям он разный. Для каждого члена общества он необходим в разных ипостасях. Для собственной матери он – сын, для супруги – муж, для детей отец. Кто же он для самого себя? Он не может найти ответа.
С самого начала в пьесу вводится символ черной маски. Черная маска первична, она существует до ролей, до социальных ролей. И первоначально воспринимается за истинное существо, как некая параллель буддийского понятия Шуньяты – непроявленной пустоты, допонятийной, дословестной реальности. Здесь угадывается сама буддийская медитация, вошедшая в арсенал очень многих психотерапевтических школ, таких как психосинтез, экзистенциальная терапия и прочих на разотождествление, на обнуление, на выход состояния глубокой чистоты. Но почему – черная?
Здесь суть более глубже философски – буддизм рассматривал шуньяту как конечную цель медитации, выхода из сансары. Но есть вероятность, что и пустота – само по себе понятие, и есть более высокий, неведомый уровень сознания. Автор берет на себя смелость показать этот уровень как Встречу, как Любовь. Как полное сбрасывание границ во Встречи с другим Человеком. Здесь есть некий отсыл к философии Мартина Бубера к его величайшей поэме «Ты и Я», когда сознание обретает полную пробужденность, а «Я» утверждается во свидетельстве «Ты», что можно утверждать как истинная любовь.
Пьеса развертывается драматично, через кризис, через потерю социального «я», всех незаметных в суете быта программ и функций, и проживается как тяжелое разочарование, как отчаяние, как горевание. Вспомним великую историю Будды, его путь через черное отчаяние, его поиски, его тупик семилетнего пути и его «случайное» пробуждение, когда отчаяние было смертельно велико.
Маски в пьесе играю важнейшую роль, они заменяют актеров, они носители характеров – то есть социальных ролей, «аватаров», они прячут людей и от других и от себя. Наш герой поражен порой, как другие не замечают, что носят маски, не замечают, что стали заложниками потребностей общества, выполняют только некие функции для общества, независимо речь об коллективах или семье.
Нашему герою приходят откровения, что и физические, и ментальные, и характериологические феномены в жизни – тоже функции, как, к примеру, болезни как функция шантажа, саботажа, продвижения, смиренословия, и многих-многих социальных игр.
По ходу пьесы ему приходят откровения в туманных видениях, что возможно и пустота (черная маска) за всеми ролями-масками не истина, что возможна красота, радость, счастье, любовь. И в финале он обретает это.