Судьба и творчество Геннадия Шпаликова стали объектом интереса в русском искусстве 2010-х. Лидер группы “Мегаполис” Олег Нестеров создал музыкальный ностальгический спектакль “Из жизни планет”, где возрождались из небытия судьбы обреченных гениев уходящей “оттепели” и их неснятые фильмы. Именно этот проект (его адрес в Интернете http://www.planetslife.ru), а также книга воспоминаний Андрея Крыжановского инициировали внимание к сценариям Шпаликова в русском театре.
В сезоне 2019/2020 в России дважды поставили сценарии Шпаликова: Борис Павлович в Омской драме, Данил Чащин — в московском театре “Человек”. Омский спектакль называется “Причал. Воздух детства” и включает два сценария автора, первый и последний; между ними заключена творческая судьба автора, успевшего пережить очарование “оттепели” и бесповоротное разочарование в жизни как таковой.
Московский же спектакль Данила Чащина представляет первый сценарий Шпаликова. “Причал” — история о том, как одна теплая ночь открывает двум влюбленным людям, по отдельности, гостеприимную и непредсказуемую Москву.
Сцена совсем невелика. За спинами артистов полки с архивными папками, на них время от времени транслируется видео; сбоку в проеме виден силуэт подсвеченной Шуховской башни. Стены справа и слева оформлены как неглубокие полки-ячейки, на которые артисты в течение спектакля расставляют документальные свидетельства жизни Шпаликова и его неснятого “Причала”. В финале зрители, словно настоящие посетители мини-музея, тянутся к стенам, чтобы рассмотреть документы (художники Ваня Боуден и Михаил Заиканов): фотопробы артистов, страницы сценария, суровые заключения запрещающих комиссий.
Данил Чащин отказался от идеи переделывать сценарий в пьесу: звучит полный текст Шпаликова, его поэтические и лаконичные ремарки. Четверо артистов — Арина Постникова, Андрей Савостьянов, Александр Соколовский, Антон Шурцов — говорят о своих героях и от их имени, перевоплощаются, быстро присваивают разные роли, разыгрывают комические сценки. И все это с интонацией незамутненного, нездешнего счастья: жанровый подзаголовок спектакля — “Лирическая ностальгия”.
“Причал” из тех текстов, которые трудно воспринимать вне контекста прошедшего времени. И невозможно — вне судьбы автора, самоубийство которого накладывает несмываемый отпечаток на лирическую, зачарованную интонацию текста. Если в спектакле Павловича даны альфа и омега, старт и финиш работы Шпаликова-сценариста, то Чащин берет только начало, только чистое ожидание светлого будущего.
История-то, честно говоря, выглядит странно. Два вроде бы влюбленных человека, довольно жестко борющихся за власть в паре, жених и невеста, ночью разлучаются и бродят по Москве. Бурлящая жизнью, дерзкая Катя (Арина Постникова) встречает самых разных людей и, по нынешнему разумению, бездумно рискует: радостно заговаривает и сотрудничает с самыми разными необычными незнакомцами, вплоть до группы солдат в троллейбусе, рискуя не только опоздать на свою баржу. Но летняя благодушная Москва дарит только радостные встречи, маленькие откровения, свидетельствующие об одной глобальной истине: мир добр.
Еще сложнее в аспекте морального выбора история жениха, шкипера (Андрей Савостьянов), который, в общем-то, занимается киднеппингом: похищает у бывшей жены восьмилетнего сына, а потом, пошатавшись с ним по столице, легкомысленно оставляет ребенка спать на скамейке.
Эта разлитая в тексте вера в благодушие Вселенной очень умиляет, но и отчасти настораживает. А в историко-биографической перспективе приобретает и вовсе драматический характер: вера в то, что “друга ты никогда не забудешь, если с ним повстречался в Москве”, кажется отчаянной попыткой заглушить какие-то другие настроения и ощущения, куда более мрачные.
Наверное, главным вопросом становится именно этот: как сегодня на сцене воплощать историю, которая не была снята, историю исторически обреченного оптимизма? Данил Чащин, с одной стороны, сразу задает историческую дистанцию, но с другой — как будто стремится вернуться туда, где ходят и ездят по ночной столице разные чудики: равно прекрасные и неповторимые, равно индивидуальные и далекие от общих норм.
В интонациях артистов, в особенности Арины Постниковой, звонкой струной звучит умиление, мечта о том времени, когда улицы были дружелюбны ко всякому пришельцу и ко всякой мечте. Девушка воплощает образ независимой и гордой красотки; мужчины — верных товарищей и целомудренных кавалеров. Несмотря на непоследовательное поведение страстного и травмированного человека, и шкипер кажется положительным и надежным парнем из прекрасного далека.
Кажется, этот флёр бесконечного ожидания счастья, чуть сглаженный лирическим туманом, наброшен на текст вполне всерьез. Или нет? Или в интонациях артистов звучит ирония по отношению к такой наивной попытке Шпаликова облагородить и высветлить окружающее? Я не вполне разобралась, пока смотрела спектакль. Думаю об этом и сейчас.
Есть ощущение, что авторы постановки стремились сделать ярче противопоставление документальной и фиктивной частей, Музея Шпаликова — и истории о ночной “оттепельной” Москве. И Москва получилась такой теплой и карамельной, что сияющие глаза людей того времени, прекрасного прошлого, надолго затмили суровые реалии документальных материалов. Хорошо это или плохо? Решать, наверное, каждому зрителю. Но лично мне кажется, что ностальгических рассказов о советском прошлом у нас и так немало, это своеобразный тренд последних пары десятилетий.