Спектакль Сергея Федотова по классической пьесе — не о прошлом. Он о нынешнем мире, который перестал быть самим собой и страшится перемен в себе.
В месяцы “карантина” многие сценические работы были представлены онлайн. В записи или прямой трансляции. Так и пермский театр “У Моста” премьеру своего худрука Сергея Федотова (в его же сценографии) по горьковским “Мещанам” показал онлайн. На сцене, в полной декорации. Но трансляция виртуальному зрителю шла в реальном времени. И об этом надо сказать отдельно. Из виденных за время “карантина” онлайн-видеопоказов или трансляций эта, на мой взгляд, одна из самых удачных, продуманных, грамотных творческих онлайн-работ. Точное, безупречное сочетание общих, средних, крупных планов и деталей, портретов, дуэтов, ансамблей передавало общее впечатление и о визуальном облике спектакля, и о характере актерской игры, о режиссерском замысле, о движении событий и сюжета в пространстве сцены. Нигде не выпадая в стилистику и приемы экранного искусства, эта трансляция премьеры “вживую” передала ритм, строй, настроение, интонацию сценической постановки.
О спектакле. Когда театр обращается к известнейшему произведению классики и предлагает его зрителям в кризисные, почти катастрофические времена, неизбежен вопрос: что режиссер и его команда хотели сказать о наших днях, какие отразить проблемы, какими переживаниями поделиться? Пьеса “Мещане” идеально подходит для того, чтобы рассказать о драме семьи, кризисе семейных устоев в переломную эпоху.
Перед нами на сцене обустроенный, с налаженным бытом дом состоятельной семьи. Не из верхней элиты финансистов, промышленников или богатых родовых аристократов. Вкус и стиль здесь простые. Обыденные. Мещане! Помните в “Чайке” страдания Кости Треплева от того, что он не дворянином считается, а лишь “киевский мещанин”? У Чехова (современника, но все же предшественника Горького) мещане — только социальный статус. Но уже у Горького мещане — нравственно-этическая категория. Обозначение определенных вкусов, привычек, взгляда на жизнь, на семейные и любые иные отношения людей. Конкретных моральных предпочтений. Для “босяка” и “бродяги” Алексея Пешкова — Максима Горького, вырвавшегося из низового слоя купечества, мещане, их среда неприемлемы этой своей категоричной и простой консервативностью. Предельно приземленным, твердым почти до фанатизма стремлением к неизменяемости устоявшихся форм жизни с их жесткими социальными “перегородками”. Естественная, вечная во все времена и во всех обществах проблема поиска детьми и родителями путей к взаимопониманию (можно вспомнить знаменитое высказывание Сократа на этот счет). Но об этом у Тургенева в “Отцах и детях”. Горький в “Мещанах” намного катастрофичнее: поколениям не договориться. И не надо договариваться. Построенное старшими вовсе не пригодно для молодых и новых.
На сцене театра “У Моста” гостиная в доме Василия Бессеменова, старшины малярного цеха, мрачна, темна. Тяжелая темная мебель — символ незыблемости устоев. Здесь разворачиваются все события спектакля Сергея Федотова. Сюда из других комнат и, главное, из мира за стенами дома приходят персонажи. Как в прибежище. Где домашним, их друзьям и родственникам, да и жильцам (нахлебникам), должно быть уютно и хорошо. Но в неспешно разворачивающемся (однако в упругом, резком ритме) действии режиссер с первых минут проявляет накапливающееся внутреннее недовольство всех всеми. Ни совместные чаепития, ни задушевные беседы не разряжают обстановку, а только добавляют все резче и откровеннее выплескивающиеся неприязнь и нервозность.
Бессеменов-старший Валерия Митина в первых сценах вполне доброжелателен. Он стремится всех выслушать, понять. Дает советы. Да, категоричен. Резковат. Глядит только “со своей колокольни”. Но обеспокоен же судьбами детей и их молодых друзей! Это беспокойство продиктовано любовью. Но все чаще этот Бессеменов переходит на крик и почти угрозы. “Детей” любит? Или неизменность? Критерии и мерило истины и совести — только опыт старших. Акулина, жена Василия, сыграна Мариной Шиловой как женщина, у которой даже забота и нежность мрачны и колючи. Она целиком на стороне мужа. Молодые должны подчиниться воле старших. Их взглядам и привычкам. Татьяна, их дочь, показана Екатериной Пономаревой злой, разуверившейся во всем истеричкой. Твердит как заклинание: надо во что-то верить, чтобы жить. Но верить здесь не во что. Или эти люди не способны верить. А любовь не спасает. Все чаще звучат слова о ненависти. Если старшие пытаются доказать, что суровы и непримиримы из любви к детям, то молодые не любят никого из старших. Вроде обособленно от всего этого держится Тетерев, певчий, квартирант-нахлебник. Владимир Ильин сыграл самодостаточного философствующего позера себе на уме. Громогласно грозного и самовлюбленного. Но и Тетерев чем дальше, тем чаще грохочет велеречивыми разоблачениями мира Бессеменовых.
Дети здесь от нелюбви к родителям доходят до ненависти к ним. Режиссер Федотов и его актеры постепенно наращивают в каждом из персонажей силу отрицания и нелюбви. Петр, бывший студент, поначалу сыгран Василием Скидановым как существо рассудочно-спокойное, пытающееся примирить всех. Но и он превращается в злого истерика. Он разочарован в опыте социального протеста. Во всем винит родителей и их мир. И сбегает от них “в любовь” — к веселой, легкой, яркой, азартной Елене, вдове-квартирантке (Анна Анисимова). Но это “бегство” подано в иронично-злом ключе, и в этом “освобождении” проявляется не сила, а еще большая слабость Петра. И это дает повод Тетереву обвинить Петра в том, что он, заматерев и заняв место старших, будет таким же мещанином по духу. Приземленным, укрепляющим все старое, устоявшееся.
Вроде бы к новому зовет Нил, воспитанник Бессеменова, машинист, трудовой человек. Но Иван Лопатин играет вечного стихийного бунтаря, весело упивающегося жаждой протеста. И он в итоге откровенно заявляет о нелюбви к старшим. Его “благодарность” Бессеменовым — отрицание и стремление разрушить прежнее. Наверное, в образе Нила сильнее всего проявился еще не изжитый Горьким в себе (в пору написания этой пьесы) “внутренний босяк и бродяга”. И это убедительно сыграно актером — вроде работяга, при деле, но... Не вписываться в существующий мир. Отторгать себя от него. Разрушать. А там уж посмотрим...
И чем дальше, тем все более ясным режиссер Федотов и его артисты делают то, что окрашивает весь финал — скандал и шумную склоку всех со всеми. Если в начале сюжета Бессеменов не слишком подчеркивал неравенство прочих с собою — он просто “старший”, то в финале он злобно и спесиво указывает всем их место: не ровня они ему! Он изгоняет Елену и Тетерева, унижает и гонит Перчихина, дальнего родственника, торговца певчими птицами. Андрей Одинцов играет его безобидным пьяницей, добрым, чутким, желающим всем добра. Но и Перчихин в финале бросает Бессеменову упреки. Бессеменов гонит всех — но они и сами рвутся убежать: Перчихин в лес, Нил в протесты, Тетерев, в этом спектакле главный антипод Бессеменову да и всем прочим, — снова бродяжить. Все куда-то рвутся из этого мира. Четко простроена эта интонация: им всем не нужен этот мир Бессеменовых. Его и не надо перестраивать и улучшать. Что-то очень знакомое из нынешней жизни видится и слышится в интонации финального скандала. Кто-то рвется протестовать, но воодушевлен лишь отрицанием. Кто-то не верит ни в какие социальные протесты и боится бунтов. Молодые живут в новой цифровой реальности, и прежние ценности им просто неинтересны. Старшие не могут вписать то, что всегда казалось важным и привлекательным, в новую данность. В поведенческом рисунке, в интонировании речи, в мимике и жестах персонажей очень ясно озвучивается ситуация, в которой сейчас живем мы все. Карантинные ограничения и пандемия лишь обострили и ускорили процесс: мир не может быть прежним. Но каким ему быть? И где в этой неизвестности место каждому?
Финал спектакля — об этом. Опустошены, растеряны Бессеменовы-старшие. Дом, не рухнувший физически, но развалившийся в его душевном строе — это образ мира, который сам себя изжил и разрушил изнутри. Непонятно, куда он идет в своих превращениях.