С репертуаром театров мы сталкиваемся каждодневно, пробегая по улицам, по метро, подземным переходам. Афиша манит, отталкивает, изумляет. Сегодняшняя афиша нередко загадочна. Зачастую на ней не найдешь автора, режиссера (для антрепризы это норма). Перед нами только ухмыляющиеся лица актеров, знакомых тем, кто постоянно смотрит телевизор. Аналогично в Интернете.
В афише советских времен была успокаивающая логика, почти математичность. Примерно пятьдесят процентов — современная русская пьеса, около тридцати — классика, остальное — зарубежная драматургия. Приветствовалась постановка национальных авторов (молдавских, украинских, белорусских, казахских, грузинских, с меньшей охотой прибалтийских). Обязательны были “датские” спектакли. Не хочу сказать, что к этой структуре следовало бы вернуться.
Сегодня театр свободен, если не считать, что деньги на новую постановку могут выделить, а могут и не выделить (или мало). Отсутствие ярко выраженной идеологии в стране сказывается на почти полном исчезновении драм политического характера, крайне редко затрагиваются общественные вопросы. Новая “Оптимистическая трагедия” В. Рыжакова в Александринке как бы против чего-то протестует, но непонятно, против чего. “Врага народа” Г. Ибсена или “Сегодня-2016”, “Рождение Сталина” могут себе позволить два-три театра (Л. Додина, В. Фокина), но погоды они не делают. Разумеется, и в Москве есть оазисы проблематичности. Например, Центр им. Мейерхольда. Там мы можем наблюдать камерную пьесу Н. Ворожбит про украинскую войну, вернее, разговоры покойника-военнослужащего с беременной женой и тещей. Как говорит анонс, “спектакль лишен излишнего драматизма”.
В принципе, различие между театром “прогрессивным” и “консервативным” в наши дни не столь ощутимо. Семь “Гамлетов” идут в разных театрах Петербурга, причем в пяти случаях интерпретация далеко отстоит от оригинала.
Раньше по названию можно было понять, что ты увидишь. Сегодня даже при четырехкратном повторении в названии имени писателя, например “Зощенко, Зощенко, Зощенко, Зощенко…”, это заклинание не вызывает дух знаменитого писателя. Перед нами музыкально-эстрадная фантазия режиссера Андрея Прикотенко. Постановщики любят прибавлять к названию фамилию автора первотекста: “Город. Женитьба. Гоголь”, “Мертвые души Гоголя”, однако в обоих случаях Гоголь тут ни при чем, если не считать имен персонажей и нескольких цитат. Речь идет о двух спектаклях Театра им. Ленсовета — “Женитьба” Ю. Бутусова и “Мертвых душах”, переписанных Асей Волошиной. Это не мешает на той же площадке Театра им. Ленсовета показывать вполне академичного “Ревизора” Гоголя в постановке С. Федотова. Режиссер подчеркивал, что хочет дать “подлинного, беспримесного” Гоголя. Театр им. В.Ф. Комиссаржевской может поставить авангардного “Гамлета” Романа Смирнова или традиционного мольеровского “Мизантропа” Григория Дитятковского. В большинстве случаев у театра нет ощутимой репертуарной линии. Репертуар как художественно-смысловая реальность отражает противоречия внутри театра, следы разных наслоений (от бывших и настоящих главных режиссеров). Афиша соединяет спектакли прежде несоединимые, несопоставимые.
Репертуар — это обманка. Не только название классическое не соответствует авангардному воплощению, но и классическое заглавие модернизируется. Кто догадается, что под названием “Ах... OFF” скрывается “Не все коту масленица” А. Островского, “Кто ожидал” — его же “Женитьба Белугина”?
Горьковские “Дачники” получают прибавку NEO (“NEOДачники”).
Типовой зритель (не завзятый театрал), по преимуществу, не догадывается о намерениях театра, посещая его раз-два в год. Он идет на название или ведет на название своих детей, внуков и бывает крайне обескуражен, когда оказывается, что увиденное на сцене мало корреспондируется со знакомой книгой.
Классика как наиболее консервативная часть репертуара ранее должна была обеспечивать преемственность культуры. Нынче эта преемственность разрушена. Как выразился ведущий артист одного из академических театров Санкт-Петербурга: “Театр создан для разрушения стереотипов”. В обеих столицах эта задача выполняется самым радикальным способом. По названиям все очень благополучно и привычно: “Евгений Онегин” и “Пиковая дама”, “Преступление и наказание”, “Отцы и дети”, “Ревизор” и “Мертвые души”, “Обломов” и “Гамлет”, “Тартюф”. Однако названия, повторяю, ничего не означают. Мы увидим голого Онегина в аквариуме, дауна Германна, Коробочку — секс-звезду, Сирано де Бержерака, которого долго бьют омоновцы на улице Зодчего Росси, а потом актеров “Комеди Франсез” проворачивают через мясорубку. Московский “Тартюф” поставлен в жанре “туристического триллера” (в условиях дворянской России).
Классика замещает современную драматургию. Если хочется, скажем, обличить власть, то для этого извлекаются из портфеля Еврипид, Софокл, Шекспир, Пушкин, Гоголь. Они же помогают сообщить, как плох мир в целом. Так было и раньше в силу цензурных условий, но тогда о жизни рассказывала и современная драматургия. В наши дни новая драма (не в терминологичном смысле) ограничилась, за исключением “Театра. doc”, семейно-бытовой сферой.
Русская литература (драматургия) второй половины ХХ века присутствует в репертуаре, но это, главным образом, драматургия 1960—1970-х годов (Арбузов, Володин, Рощин, Галин, Разумовская, Злотников, Горин, Вампилов, реже Петрушевская). Конечно, из классиков советской литературы в репертуаре отражены Булгаков, Шварц (не считая прозы Абрамова, Гроссмана, Пастернака, Зощенко). Но если обращение к “Собачьему сердцу”, “Дракону” раньше было поступком, то сейчас это репертуарное общее место, отсылающее к соответствующему популярному фильму. Число “Мастеров и Маргарит” по России зашкаливает, хотя постановка этого грандиозного произведения должна бы стать уникальным событием.
Сегодняшняя драматургия присутствует на афише в незначительном количестве. Если до революции и в советские времена театр искал новинку, нередко пробивал ее через цензуру, то сегодня, например, главный режиссер Томского театра драмы Юрий Пахомов говорит о риске открыть сезон современной пьесой. Обычный руководитель театра предпочтет позаимствовать пьесу или инсценировку, успешно прошедшую по России или в столице. Поэтому так похожи наши репертуары. Надо признать, и зритель не поощряет новизну. Он предпочтет рискнуть кошельком, отправляясь на знакомое имя или заглавие.
Иногда мне кажется, что существует один молодой автор, Ася Волошина. Она “склеивает” композицию с фрагментами из “Оптимистической трагедии” В. Вишневского в Александринке, сочиняет очередную версию “Мертвых душ”. Волошина пишет “лезедрам” для публичного прочтения Юрием Бутусовым, даже текст аудиоспектакля для библиотеки СТД. В экспериментальных театрах можно увидеть документальный “стендап” про физика и айтишника, про искусственный интеллект, который решает все глобальные проблемы мира и заодно бытовые. Но я в данном случае говорю только о театрах стационарных, репертуарных, которые балансируют между “элитными” спектаклями для почитателей новой режиссуры и спектаклями “для публики”.
Драматургия и театр существуют нынче в параллельных мирах. Современная драматургия пестуется в “Любимовке”, журнале “Современная драматургия”. Центры современной драматургии были открыты в Москве (Центр М. Рощина и А. Казанцева в 1998-м) и Екатеринбурге (при поддержке “Коляда-центра”), однако уход из жизни Рощина, Казанцева, позже вождей “новой драмы” Е. Греминой и М. Угарова привел к тому, что “новая драма” тихо растворилась. Недавняя “новая драма” просеивается, и в репертуаре остаются произведения, близкие к традиционной пьесе, скажем, “Оборванец” М. Угарова. Новая пьеса вкрапляется в репертуар, ничего не определяя, не революционизируя. Редкие пьесы В. Сигарева, Е. Ерпылевой, Я. Пулинович появляются на афише, но не становятся событиями, не выдвигаются на премии. Ими театр не гордится. В Петербурге, несмотря на формальное существование экспериментальных коллективов (например, театр для людей с ограниченными возможностями, театр, обучающий актерскому, драматургическому ремеслу), новая драматургия не слишком прижилась.
Современные драматурги делятся на две непримиримые группы. С одной стороны, в Петербурге существует площадка “Скороход”, где строят новое искусство, противопоставленное репертуарному театру. Главой школы новой драматургии является Наталья Скороход, педагог РГИСИ. Однако если вы послушаете лекцию Натальи Степановны о драматургии и театре, то поймете, что нынешняя драматургия — вещь туманная. Как выражается Скороход, это “профессия мерцающая и всеобъемлющая”, “сегодняшний драматург шире Софокла”. Фабулой драматург не должен заниматься, так как кино и телевидение это делают лучше. Вершиной современного театра и драматургии объявляется “Театр. doc”. Однако документальное кино работает успешнее, чем театр. И главное, театр и его зритель, видимо, не дорос до того, чтобы целиком или хотя бы в значительной части перейти к стилистике “Театра. doc”. Возможно, драматург Павел Пряжко и обновил стилистику режиссера Дмитрия Волкострелова, что отразилось в некоторых лабораторных проектах, но не повлияло на общий театральный контекст.
Другая ситуация складывается с драматургией традиционного толка. В Москве существует Гильдия драматургов России и Национальная ассоциация драматургов. Последнюю возглавляет писатель Юрий Поляков, который использует разные рычаги для продвижения своих пьес, проводит международный фестиваль собственных произведений “Смотрины” и организует совместно с коммерческой организацией “Театральный агент” конкурс “Автора — на сцену!”1. Конкурсантов в прошлом году было 250, в этом 300 (при этом режиссеры жалуются на отсутствие пьес). Десять победителей получили от щедрот Министерства культуры по полмиллиона рублей с тем условием, что передадут деньги в театр, который их поставит.
Гильдию драматургов России возглавляет Юрий Ломовцев, руководящий также Гильдией драматургов Санкт-Петербурга. При этом пьесы Ломовцева нигде не идут. Часть современной драматургии достаточно широко ставится в провинции и за границей (Людмила Разумовская, Валентин Красногоров, Александр Строганов), но это представители старшего поколения.
Впрочем, если драматурги и пробиваются на солидную сцену, судьба их текстов плачевна. Скажем, от “Изотова” Михаила Дурненкова осталось две фразы в остроумной постановке Андрея Могучего. Так же переписал и В. Фокин “Ксению Блаженную” В. Леванова, не пощадили в Театре им. Ленсовета юную Асю Волошину.
Наталья Скороход однажды после читки пьес своих учеников гордо сказала: “Это пьесы будущего!” На что одна из критиков, постарше, ответила: “Какое счастье, что мы не будем жить в этом будущем!” Расхождение репертуарного театра с драматургией очевидно, и трудно предположить, что они когда-нибудь сойдутся. Драма doc провозглашает разрушение современного театра, хотя гибель традиционной сцены, надеюсь, произойдет еще не завтра. Этому препятствует та самая социальность, на которую опирается “Театр. doc”, то есть умонастроение зрительного зала.
Хотя современная драма занимает более чем скромное положение в жизни репертуарного театра, ее функции выполняют остальные части репертуара. Скажем, проблема героя нашего времени, столь популярная в советское время, никуда не девается, но этот герой появляется не в драме doc, которая занята либо изгоями общества, либо ординарными, ничем не выделяющимися личностями. Сегодняшняя ориентация на западный образ жизни заставляет обращаться к зарубежной классике, будь то герой (точнее, антигерой) “Милого друга” Г. де Мопассана или Петруччио из “Укрощения строптивой” (я имею в виду премьеры “Балтийского дома”). Понятно, этот герой — наглый, развязный, лишенный каких бы то ни было нравственных принципов, молодой приспособленец, плейбой, поддерживающий свое существование, карьеру постельными успехами.
Разумеется, репертуар обеих столиц не равен репертуару остальной России. Столицам практически не нужно завоевывать от пяти до пятнадцати миллионов жителей. Аборигены и множество приезжих обеспечивают зал любого театра. Поэтому процент эпатажных спектаклей в Санкт-Петербурге и Москве достаточно велик. В Москве их, естественно, больше.
Репертуар региональной России можно условно поделить на две группы театров / городов. Первая связана с городами, приближенными к столичным. Вторая — города глубинки, малые города. Экономическая и культурная ситуация в них очень разная. Другое дело, что грань между двумя группами зыбкая. Конкретные театры зависят от возглавляющих их режиссеров. Скажем, Омская драма не уступала, а иногда и превосходила по новизне столичные театры, когда ею руководили Г. Тростянецкий, Е. Марчелли (понятие новизны, само собой, со временем меняется). В настоящее время Омский академический театр драмы, судя по афише, вернулся к 1970-м годам, ничем не выделяясь среди других провинциальных театров. Омская драма обращается к “современности” 1990-х годов (в XXI век не заглядывает) одним спектаклем “Время секонд-хэнд” С. Алексиевич (2013) в постановке петербургского режиссера Дмитрия Егорова.
В городах не-миллионниках все по-другому. И здесь классики более чем достаточно, но это не классики-перевертыши. “Буферными” в репертуаре являются, условно говоря, классики 1960—1970-x годов: Зорин, Володин, Арбузов, Горин, Вампилов. Вторую половину афиши составляют развлекательные, семейно-бытовые, эротические комедии, быстро сменяющиеся. В советское время эту нишу занимали так называемые репертуарные авторы (В. Константинов c Б. Рацером), но они владели ремеслом создания легкой комедии. Сегодня семейно-эротические пьесы сочиняют, в зависимости от региона, Анатолий Крым, Александр Мардань, белорусский секспсихолог Диана Балыко и т.д. Афишу заполняют “Сезон любви”, “Постель будем брать?”, “Любовь как приговор”, “Выходила бабка замуж”, “И леди делают это”, “Страсти по объявлению”, “Стриптиз миллионера”. Я перечисляю пьесы из репертуара Крымского академического театра и театров Новосибирска. В Москве драматургическое дурновкусие не так очевидно. Но и здесь на афише Театра Сатиры рядом с Островским, Чеховым и Лопе де Вега мы отмечаем пьесы “Хомо эректус”, “Женщины без границ” Юрия Полякова. А самым модным театром столицы называют “Квартет И” с хохмами авторов “Дня радио” и т.д. В относительно строгом Петербурге московская антреприза предлагает комедию “Подыскиваю жену. Недорого!”. Автор — почтенный (по возрасту) московский драматург Сергей Белов, родом из Якутии. Он написал комедии “Баба моей мечты”, “Горячие северные девчонки”, “Невинная девушка на шестом месяце” и т.п. Всего на его боевом счету около сорока пьес. Как он признался корреспонденту информационно-аналитического портала “Sakha News”: “Стряпаю комедии одну за другой. Для меня это в кайф”.
А в принципе, репертуар наших театров очень стар. Кассовые спектакли удерживаются в нем очень долго. Я говорю о столицах. Репертуар чрезмерно разбухает. В то же время ценность “зависающих” названий сомнительна. В самых разных театрах мелькают многочисленные “Примадонны” К. Людвига, “Деревья умирают стоя” А. Касоны; “Слишком женатый таксист” и “№ 13” Р. Куни по всей России властвуют повсеместно. Подобные авторы (причем Куни не самый худший) обильно ставились всегда, но рядом была драматургия более высокого уровня.
Как уверяют СМИ, театр сегодня чрезвычайно разнообразен. Есть иммерсивный, инклюзивный, подводный, песочный, театр для тренировки старшего поколения и многое другое. Все это противоположно репертуарному театру. Возможно, репертуарный театр со временем и исчезнет, но пока убедительной альтернативы ему мы не имеем. По крайней мере, общество в целом еще для этого не созрело. Организационно уничтожить тысячи государственных театров также было бы затруднительно. Впрочем, возможно при исчезновении старшего, среднего поколения и произойдут кардинальные изменения. А пока наш сумбурный и довольно архаичный репертуар отражает наше смутное переходное время.
1 Лучшие конкурсные пьесы 2019—2020 годов регулярно публикуются журналом “Современная драматургия”, в том числе в этом номере. (Ред.)