Режиссер Руслан Маликов и некогда работавший в “Практике” Эдуард Бояков теперь получили в свое распоряжение большую сцену и большой зрительный зал МХАТа имени М. Горького на Тверском бульваре и, вероятно, для освежения репертуара крупного театра решили осуществить здесь римейк успешной некогда “новодрамовской” постановки.
Пьеса Сергея Медведева “Парикмахерша”1, написанная более десяти лет назад, в пору расцвета движения “Новая драма”, была признана некоторыми адептами этого движения одним из главных его текстов. Ее ставили в России и за рубежом.
Постановка ее в театре “Практика”, осуществленная Русланом Маликовым, получила тогда сочувственные отзывы критики, и некоторые особенности спектакля, как, например, игра исполнительницы главной роли Инги Оболдиной, декорации в виде детской книжки-раскладушки, картонные фигуры, подменявшие порой персонажей, и т.п., выглядели свежими и интересными.
Начало спектакля выглядит многообещающе: героиня (ее играет все та же Инга Оболдина), задушевным голосом начинает: “Меня зовут Ириной. Из дома я всегда выхожу ровно в восемь. Тщательно закрываю двери, первую — деревянную, потом вторую — стальную. Сбегаю по ступенькам со своего третьего этажа, выбегаю во двор... ” Сразу вспоминаются реалии жизни тех лет, отголоски 90-х — все как будто настраивает на реалистическое, психологически достоверное повествование. И даже следующие сразу за начальной сценой условные приемы — и декорации в виде книжки-раскладушки (художник Полина Бахтина, автор сценографии спектакля в “Практике”, применила тот же прием и на большой сцене), и появляющиеся порой картонные манекены вместо персонажей — не мешают надеяться, что спектакль донесет и до большого зрительного зала значительное содержание.
Сюжет завязан на том, что парикмахер Ирина, разведенная женщина за тридцать, несмотря на то что пользуется популярностью у клиентов мужского пола — за ней приударяют и пожарный Виктор (Станислав Курач), и судья Алексей Николаевич (Сергей Кисличенко), — почему-то без памяти заочно влюблена в отбывающего срок за убийство жены Евгения (Михаил Сиворин), которого не видела не то что вживую, но даже на фотографии, переписывается с ним и мечтает выйти за него замуж. Тот соблюдает меры конспирации: просит ее уничтожать всю переписку. После освобождения Женя поселяется у Ирины, убеждает ее продать квартиру, чтобы переехать в Москву. Сразу после получения денег за квартиру он вывозит ее за город как будто на пикник, там бьет молотком по голове, забрасывает соломой, разводит огонь и уезжает на мотоцикле. На его беду, сразу начинается ливень, и солома не горит. И удар оказывается несмертельным, а парикмахерша — живучей. Для верности Евгений возвращается и после окончания дождя еще раз поджигает солому, но тут уже верный поклонник Виктор успевает примчаться на своей пожарной машине и спасти возлюбленную. Огнеборец получает заслуженную награду — женится на любимой, а она рожает сына, которого называет Женей в честь отца этого младенца, который по приговору другого поклонника, судьи Алексея Николаевича, отбывает новый срок в лагере, теперь за покушение на убийство. Заключенный опять бомбардирует ту, которую не смог убить, нежными письмами, при этом снова требует непременно уничтожать корреспонденцию, “чтобы никто не знал об их чувствах”.
История нельзя сказать, что неправдоподобная — в нашем мире всякие маловероятные события происходят, и насколько известно, Сергей Медведев взял этот сюжет из действительного случая, про который узнал то ли из судебной хроники, то ли из переписки с читателями, когда работал журналистом в Ростове-на-Дону. Убийства из-за квартир и денег тоже случаются. В конце концов, и “Преступление и наказание” основано на газетном происшествии. Проблема в том, что кроме этого частного происшествия и “картонных” (и в переносном, и порой в прямом смыслах) образов и схематической фабулы в спектакле почти нет ни глубины или хотя бы неодномерности характеров, ни сколько-либо интересных деталей.
Ведь если взять известные образцы, которыми, возможно, вдохновлялся автор — скажем, фильм “Ночи Кабирии” Феллини или пьесу Эдварда Радзинского “Приятная женщина с цветком и окнами на север”, — то в них мы видим множество деталей, делающих персонажей живыми людьми, способными вызывать сопереживание. В спектакле же этого нет, образы выглядят плоскими, как в жанре гиньоль или в ранней комедии дель арте. Поэтому им не хочется сопереживать, они просто неинтересны — люди вокруг интереснее.
Разумеется, даже подражая примитивным формам театра, можно достигать замечательных результатов — пример многих абсурдистских и вообще модернистских пьес говорит об этом. Однако нужен баланс в художественных средствах: они должны быть оригинальны, неожиданны, соотнесены с условиями постановки, зрительного зала. Вероятно, в прежнем спектакле, в “Практике”, такой баланс был в определенной степени соблюден и принес удачу. Сегодняшняя же постановка в крупном театре, к сожалению, способна скорее дискредитировать явление “Новой драмы”, чем поднять его авторитет.
1 “Современная драматургия”, № 4, 2007 г.