В Омском академическом театре драмы второй год подряд сезоны завершаются Неделей премьерных спектаклей — тотальным смотром, позволяющим “остановиться, оглянуться”, проанализировать обретения. Появившаяся традиция по нраву публике, обеспечивающей аншлаги. Более того, многие зрители в ходе Недели смотрят премьеры повторно, испытывая потребность в глубинном осмыслении и переосмыслении постановок. Попытка разобраться в том, как эмблематичный для города коллектив достигает созвучности времени, месту и меняющимся обстоятельствам жизни, — в данном обзоре на примере одного сезона.
Минувший 145-й, “полукруглый”, без пяти лет юбилейный сезон Омской драмы продолжил тенденции, определявшие репертуарную политику театра последнее десятилетие, прошедшее с тех пор, как художественным лидером труппы стал Георгий Цхвирава, ученик Марии Кнебель — наследницы Станиславского, сменивший на посту главного режиссера Евгения Марчелли. Сочетая добротную классику с поисками на ниве актуального материала и нового сценического языка, театр сотрудничал с режиссерами разных школ и опыта, исповедующими очень разные эстетические взгляды. Но есть у них одно сходство — отношение к искусству как к служению (а не ремесленничеству), превращение репетиционного процесса в непрерывность познания, напряженной духовной, душевной работы, которая продолжается в состоявшемся спектакле. Круг этих режиссеров не так велик, расширяется он медленно, но безошибочно. В частности, за прошедшее десятилетие “своими среди своих” для труппы стали Анджей Бубень, Алексей Крикливый, Дмитрий Егоров, Анатолий Ледуховский, Алессандра Джунтини, Роман Феодори, Борис Павлович, Александр Баргман и другие, упомянутые ниже.
Возвращаюсь к Неделе премьер, увенчавшей 145-й сезон. Афишу составили не только спектакли, созданные в 2018 / 2019 годах, а и спектакли — номинанты национальной премии “Золотая маска” — “Время секонд хэнд” С. Алексиевич (режиссер Дмитрий Егоров) и “Отец” А. Стриндберга в камерной версии Павла Зобнина. А также спектакль — лауреат Премии губернатора Омской области за заслуги в развитии культуры и искусства “Три товарища” Эриха Марии Ремарка в постановке главрежа Георгия Цхвирава. Те сценические произведения, которые уже сегодня воспринимаются неоклассикой, высоко оцененные зрителями, критиками и востребованные фестивально-гастрольным движением. В количественном отношении за сезон репертуар обновился не кардинально: состоялось пять премьер (одна из них — новогодний утренник), а шестая — “Дракон” Евг. Шварца в оригинальной сказочно-эпической трактовке Марата Гацалова была показана уже спустя две недели после официального закрытия сезона. Кстати, режиссер Гацалов сотрудничал с ОАТД впервые, заняв большую часть труппы, предложив немыслимое распределение ролей (персонажи порой совершенно не совпадают с исполнителями ролей ни по возрасту, ни по другим параметрам устоявшегося восприятия) и радикальную форму. Спектакль исполняется то в полумраке, то практически в полной темноте не зрительного зала, а партера (публика размещается на Большой сцене), и лики героев и злодеев порой неотличимы. Лица, освещенные лишь шахтерскими фонариками, закрепленными на лбу, выбелены светом до впечатления унифицированных масок. Эффектны и выразительны массовые сцены, в которых “электорат” — население городка, хороводясь, сбивается в линии, становится могучими крылами драконьей тирании. Произведение не подлежит линейному разбору на составляющие, оно подчинено монолитному образу, собранному, однако, из сонма голосов, из интонационного богатства — единственной краски, персонифицирующей людей в инертной толпе. Голоса, настроения, эмоции, тонущие во мраке несвободы, — запоминающееся послевкусие “Дракона”. Марат Гацалов доказал, что сказка сложнее реалистического искусства и, что удивительно, больше сообщает о реальности.
Сезон закольцован искрометной комедией Пьера Бомарше “Безумный день, или Женитьба Фигаро”, открывавшей и завершившей 145-й театральный год. Спектакль был с равным успехом показан осенью на больших гастролях в Москве, на сцене Вахтанговского театра, и летом в знойной Астрахани собрал аншлаг, снискал гром оваций. “Фигаро” в каноническом переводе Николая Любимова воплотил народный артист России, режиссер и педагог Александр Кузин из Ярославля, давно сотрудничающий с Омской драмой, прекрасно знающий возможности труппы, умело их развивающий и использующий особенности дарований новичков. Статичная декорация Кирилла Данилова в “Безумном дне...” как нельзя лучше оттеняла подвижность, легкость, изящество актерского существования в импровизационной стихии с элементами клоунады. Запоминается отнюдь не только заглавный персонаж в исполнении Игоря Костина (актер быстро стал звездой после выразительной роли Моцарта в “Амадеусе” П. Шеффера, премьере прошлого сезона), будоражат и вальяжный граф Альмавива, наделенный актером Русланом Шапориным некой самоиронией, и манкая в своей неистребимой женственности, неувядаемой молодости графиня Анны Ходюн. Отдельная находка — образ Керубино, который в исполнении молодого актера Ивана Курамова, располагающего исполинской статью, оказался невероятно трогательным, добродушным и уязвимым. “Фигаро” плавно и своевременно заменил в афише героическую комедию Э. Ростана “Сирано де Бержерак” (перевод Ю. Айхенвальда), поставленную тем же Кузиным восемь лет назад, претерпевшую череду вводов и признанную “уставшей”.
На самом деле, на “Сирано” публика шла более чем охотно, спектакль на немеркнущую тему можно было бы прокатывать еще и еще. Но в том и состоит особенность Омской драмы — предлагать только продукцию отменного сценического качества, “первой свежести”. По той причине в 145-м сезоне простились и с “Чертовой дюжиной” — композицией из рассказов Аркадия Аверченко, бывшей абсолютным зрительским фаворитом на протяжении двенадцати лет: рекордный срок. Не взамен, не “наподобие”, а в качестве нового витка исследования человеческой природы главный режиссер Георгий Цхвирава представил собственную инсценировку девяти рассказов Аверченко с нейтральным названием “Альбом” (у спектакля альбомная структура: пестрые разрозненные картинки связаны рассуждениями господина во фраке — Рока) и аттрактивным жанровым подзаголовком “Семь способов соблазнения”. Сатира Аверченко далеко не частый гость в афишах, не каждому режиссеру удается так точно уловить и зафиксировать в действии стилистические особенности, специфику юмора, сатиры Аверченко, куда более загадочную, чем, например, у Зощенко. Цхвирава — мастер не только в открытии глубин, подтекстов сатириков начала прошлого века, он также изобретатель собственного метода, гротескового ключа, от которого после смеха, порой гомерического хохота, становится дурно, тошно, страшно. “Альбом”, в отличие от “Чертовой дюжины”, почти не оставляет места беззаботному смеху, это исследование “пошлины бессмертной пошлости” с безрадостным диагнозом. Художник Булат Ибрагимов усилил его подчеркнуто некрасивой, нестройной декорацией — предметная среда громоздится на заднем плане, кругом, создавая подобие свалки ненужных вещей, образованных жадностью. Лишь диван — неизбывный символ семейного уюта, мещанских ценностей — зачастую на первом плане, засижен и перенаселен. В “Альбоме” все играют всех, то есть у каждого артиста по нескольку ролей, требующих быстрой смены техник и способов существования, отменного темперамента и т.д. Справляются безупречно, главным образом, актеры среднего поколения, поднаторевшие за годы исполнения “Чертовой дюжины”, в первую очередь, Владислав Пузырников, без всякого видимого напряжения выдавший каскад образов и состояний вполне себе симпатичного, гладкого и бесконечно глупого человека, пребывающего в самозабвенном самодовольстве. Отдельное “браво!” Екатерине Потаповой и Анне Ходюн, порой неузнаваемой из-за шепелявости, присвистываний и прочих самостоятельно придуманных дефектов речи. Безусловно, партнерство в ансамбле столь высокого актерского класса — лучшая школа для молодых артистов, которые в омской труппе стремительно набирают мастерство.
В 145-м сезоне продолжил сотрудничество с ОАТД петербургский режиссер Александр Баргман, выбравший пьесу знаменитого швейцарского драматурга Макса Фриша “Дон Жуан, или Любовь к геометрии” и изрядно ее перекроивший вместе с участниками постановки. Ранее он ставил “На чемоданах” израильского автора Х. Левина и “Лжеца” К. Гольдони как карнавальную, радостную комедию с вкраплениями цитат из фильмов Федерико Феллини и стихотворений Иосифа Бродского, и “лжеца” — главного героя Лелио (его играл Руслан Шапорин) наделил даром сочинительства, способностью трансформировать реальность. На сей раз в заглавной роли красивый, статный Егор Уланов, сыгравший не героя и не антигероя, а личность, выломившуюся из социальных устоев, бросившую своим своенравием вызов обществу, но не реализовавшийся ни в чем, в частности в декларируемой любви к геометрии, которая видится ему идеалом гармонии. Актер работает, кажется, на пределе человеческих возможностей, на сильных эмоциональных вибрациях, щедро выплескивая нервную и витальную энергию, создавая вокруг себя поле притяжения. Понятно, почему вся прекрасная половина Севильи сходит от него с ума (а женская красота в спектакле явлена с избыточной щедростью, оправлена в фантазийные, шуршаще-шелестящие и искрящиеся костюмы художника Елены Жуковой). Запоминающиеся образы прелестниц можно перечислять практически полным списком исполнительниц ролей. Чего стоит прямая термоядерная напористость Миранды — Юлии Пошелюжной или острый сарказм Селестины, сыгранной Екатериной Потаповой в диапазоне от яростного цинизма до мечтательности. Но Дон Жуан отнюдь не ловелас, его, напротив, тяготит все, что связано с земным притяжением и телесностью. Драма недостижимости гармонии считывается, тем не менее, воспринимается умозрительной. Спектаклю не хватает емкости высказывания для того, чтобы попасть в разряд эстетических событий, он остался на уровне любопытного художественного опыта, что тоже немало.
Есть крылатое выражение, утратившее авторство: “Театр не идет от победы к победе” по аналогии с афоризмом: “Человек — это попытка стать человеком”. Без проб, без опытов невозможны обретения, те желанные вспышки понимания, возникающие на сцене и в зале. Потому практически каждый год в Омскую драму приглашают новых режиссеров, необязательно овеянных громкой славой, но обязательно — с багажом замыслов, идей. В 145-м сезоне таким новичком стал Егор Равинский, воплотивший на Камерной сцене имени Татьяны Ожиговой собственную авторскую инсценировку повести А.П. Чехова “Рассказ неизвестного человека”. Казалось бы, наследие Чехова исследовано вдоль и поперек, изучено и измучено театрами, а именно это произведение парадоксальным образом, незаслуженно осталось в тени читательского интереса и, как следствие, не достигло подмостков. Постановка в академической Омской драме стала первой в России мировой премьерой и, на мой вкус, она полна истинно театральной магии, которая больше, чем история, пленительнее, чем тщательно сконструированный концепт.
Егор Равинский отнесся к Антону Павловичу бережно, сократил повесть деликатно, и из-за трепетности к слову классика поначалу спектакль (в целом неровный по темпоритму) напоминал архаичный литературный театр. Пространный монолог главного героя, революционера-народовольца, устроившегося лакеем к сыну министра, чтобы организовать покушение на его отца (от лица этого самого Неизвестного ведется повествование), явно затягивался. Олег Берков, занятый в главной роли, оказался в сложной ситуации. Трудно удержать внимание зала повествовательной манерой, не прибегая к жестикуляционному иллюстрированию, интонационному раскрашиванию текста, тем не менее ему удалось именно что не раскрашивать (в частности, страдающий чахоткой герой практически никогда не кашляет), а прожить каждое слово, обыграть его на уровне своего то замирающего, то учащающегося дыхания, сдерживаемой взволнованностью. Режиссеру Равинскому и вслед за ним актеру Беркову интересны внутренние душевные метаморфозы, происходящие в Неизвестном под воздействием внезапного любовного смятения, разрастающихся чувств, сметающих планы мести.
Первое действие происходит в доме Жоржа Орлова (актер Николай Сурков) — холеного холостяка, баловня судьбы, у которого служит Неизвестный, томимый молчаливым презрением. К нему без приглашения врывается неразумная Зинаида Федоровна, сбежавшая от мужа, не желающая замечать, как тяготится ее обществом охладевший любовник. “Рассказ...” — грустная история любви, обреченной на фиаско, в спектакле наполняется чеховским комизмом. Вот, к примеру, сумасбродка Зиночка клянется, что не будет нарушать установившийся распорядок Жоржа, привыкшего за завтраком читать газету, и тотчас отрывает кусок от его газеты, сморкается в него, усаживается к возлюбленному на колени, загораживая стол. Актриса Кристина Лапшина — хрупкая, воздушная внешне — в роли сумасбродки с глупым сердцем раздражающе энергична и напориста, глуха к чужим желаниям. А в глазах Неизвестного она нежна, ранима, беззащитна. Он, не менее хрупкий, старается оберечь ее от нападок наглой горничной Поли (актриса Алина Егошина) и от неминуемой трагедии, но...
В спектакле все, кроме центральной фигуры и женских образов, сыграны масочно, при этом подробно, с поразительным актерским мастерством. “Высшее общество” — круг приятелей Жоржа составляют степенный резонер Пекарский (Егор Уланов с окладистой бородой похож на Карла Маркса, что тоже комично), суетливый карьерист Кукушкин (Владислав Пузырников нашел для роли специфический смех, подобный уханью совы), субтильный Грузин (Артем Кукушкин). Великолепны исторические и стилизованные костюмы, декорации Алексея Вотякова, представляющие и анфилады комнат барского дома, и символическое пространство на просцениуме, куда сыплется сверху песок (а в новогодней сцене снег), переливающийся в изменчивой световой партитуре Нарека Туманяна. Словно сама материя жизни просыпается, как песок сквозь пальцы, оставляя лишь воспоминание о магии любви.
Помимо премьер в сезоне состоялось знаковое событие, многое объясняющее в этическом кодексе Омского академического театра драмы. Прошли масштабные торжества в честь 100-летия со дня рождения легендарного директора Мигдата Нуртдиновича Ханжарова, который собрал уникальную труппу, имевшую репутацию лучшей за Уралом, и создал актерам благоприятнейшие условия для творческого развития. Это при его руководстве, продлившемся более двадцати пяти лет (1962—1988), театр обрел статус академического, удостоился ордена Трудового Красного Знамени, двух Государственных премий имени К.С. Станиславского (за постановки “Солдатской вдовы” Н. Анкилова и “У войны не женское лицо” С. Алексиевич), развернул масштабную гастрольную деятельность. А главное, обрел принципы, которыe сохраняются по сей день. Главный из них — потребность в служении. В этом театре служат не только искусству, но и зрителям — не заигрывая, не ублажая и развлекая, а доверяя, делясь сокровенным, волнующим, важным. Нравственность здесь в основе отношений, она растворена в природе каждого спектакля. И постулаты служения искусству и людям передаются от одного актерского поколения другому не как вирус, а как здоровье.