Эта постановка в столице самопровозглашенной ДНР — не просто вольная интерпретация по мотивам романа “Анна Каренина”. Она сделана вполне в духе нынешнего времени.
В аннотации к спектаклю (постановка Анны Цыбань) сказано: “В жестоком, механическом мире – есть место настоящим чувствам? А если страсть разрушительна, имеет ли она право на жизнь? ...Посмотрим на историю несчастливой семьи с другого ракурса... выведем из тени страданий Анны Алексея Каренина, живого, не идеального, растерянного человека, способного любить и прощать... Это исповедь мужчины, который отчаянно старался быть великодушным”.
Но, естественно, смыслы спектакля много глубже, острее и тоньше, чем сформулировано в аннотации.
Сценография проста, лаконична, функциональна и знаково ясна (художник Руслан Фадиенко). Задник — своеобразная монументальная стена между миром реальным, вещественным и миром внутренним, миром чувств, мыслей, страстей. В центре стены конструкция, напоминающая одновременно и колесо фортуны, и часы, неумолимо отсчитывающие время.
Неспешный, но напряженный ритм действия, взрываемый временами страстными монологами и диалогами, определяется бушующей в душе сановника Каренина стихией боли обманутого любящего сердца, ревности, обиды, стыда, жажды мести... И преодолевающего “низменное” совестливостью, преданностью, прощением и великодушием.
Таким — не сухарем, не педантом, а мятущимся в противоречиях, способным на сострадание — играет Каренина Сергей Лупильцев. Самодовольная спесь и высокомерие сановника лишь защита, они рушатся, и словно мир рухнул. Но этот Каренин собственное душевное горе не превращает к причину и инструмент уничтожения заблудших и виноватых. Ибо прежде всего он человек чести. А понятие чести включает в себя не только чувство собственного достоинства и верность обязательствам любого рода, но и понимание, уважение и бережное отношение к достоинству другого человека.
В этом и ответ на сакраментальный вопрос: почему роман назван не просто “Анна”, не как-то броско и иначе, а именно “Анна Каренина”. В такой трактовке Каренина — объяснение и метаний Анны и Вронского, и трактовка их характеров в этой постановке. Ибо здесь и Анна, и Вронский прежде всего люди чести и совести. Об этом спектакль Анны Цыбань — о страданиях совестливых людей, стремящихся быть честными перед собою и другими.
Потому Анна — Каренина. Ибо великодушие, понятие чести и благородство Каренина определяют в конечном итоге поведение всех — и самой Анны, и Вронского, и еще одного женского персонажа, Лидии Ивановны (Елена Перелыгина).
Через образ Лидии Ивановны идея и смысл спектакля доказываются, что называется, “от противного”. Давняя добрая и близкая знакомая Каренина, как и он в свою жену Анну, безоглядно влюбленная в него, признающаяся ему в любви и мучительно переживающая ясный отказ. При этом все уныло-ханжеское, морализаторское и даже религиозно-фарисейское и ригористически непримиримое высказывается именно Лидией Ивановной. Но актриса показывает в этой женщине и иное, глубинное — способность даже ради безответного чувства на преданность и жертвенность.
Каренин смог протянуть руку дружбы даже Алексею Вронскому. И Вронский сыгран Иваном Бессмолым как человек, способный преодолеть эгоцентризм намерений и легковесность чувств. Ведь начиналось все так просто, так мгновенно... как искра проскочила... на балах и гуляниях.
Как легкая приятная интрижка переросла в сокрушающую все страсть, а она — в глубинное чувство, показано режиссером и актерами через некий условный, житейски оправданный знак — общение в танцах на балах (балетмейстер Зоя Маслий).
Благородные примеры редко вдохновляют, а нередко вызывают и раздражение. Но в этом спектакле показано, что именно поведение Каренина направляет в итоге и Вронского, и Анну.
Анна в исполнении Анны Якубовской-Васиной здесь не просто увлекающаяся, мятущаяся между легкомыслием и чувством долга слабохарактерная и незрелая душой женщина. Преодолевая эгоизм страсти, невольно для себя же поддающаяся обаянию мудрости и великодушия мужа, она проходит путь от стремления к своевольной свободе, к прозрению о самой себе. От почти истеричных упреков тем, кто причина ее страданий, — к расчету, прежде всего с собой, со своей совестью с позиций тех понятий о чести и душевной честности, которые несет в себе Каренин.
Наверное, такой спектакль не случайно возник именно там — в конфликтной зоне, где невозможность разрешить противоречия ставит людей на грань гражданской войны. Здесь все предельно обострено. Непримиримость, нежелание понять и принять иной взгляд и иную позицию, жажда отмщения... Спектакль “Каренин” — не о войне оружием. Он о войне душ и сердец в стихии любви и страсти, в мире семейных отношений. Но речь здесь как раз и идет о великодушии, жертвенности и прощении. О способности стать выше собственных переживаний. Преодолеть безудержный эгоизм и эгоцентризм.
Это ныне не только проблема противоборствующих сторон войны. Это ныне одна из коренных проблем нынешней цивилизации — и в общественном плане, и на личностном уровне.