Пьесы величайших драматургов — Шекспира с Чеховым, Ибсена со Стриндбергом, Гоголя... — настолько неисчерпаемы, что, сколько бы ни экспериментировали над ними режиссеры, сколько бы ни адаптировали тексты, сколько бы ни сокращали, отбрасывая целые слои (красноречие, остроумие, каламбуры, бытовые подробности и атмосферу, важные сюжетные линии, не говоря уже об отдельных персонажах), остаются эти произведения живыми, содержательными, глубоко воздействующими на зрителей (разумеется, если работают достаточно квалифицированные режиссеры и актеры).
Драматические произведения Чехова, пожалуй, после Шекспира едва ли не самые репертуарные в мировом театре, особенно немецкоязычном, отличающемся склонностью к поискам нового, к экспериментам.
Девять лет назад Франк Касторф привозил в Москву “Трех сестер”, разбавленных чеховской же повестью “В овраге”, а также множеством аллюзий на события, прошедшие со времен Чехова до наших дней. Старшего товарища намного превзошел в изобретательности молодой австралийский режиссер Саймон Стоун, родившийся в Швейцарии и там же уже в течение нескольких лет работающий – в Базельском городском театре. Там он осуществил авангардные постановки по произведениям Ибсена, Стриндберга и даже Гарсиа Лорки, но широкую известность ему принесла именно постановка в театре города Базель “Трех сестер” более двух лет назад, когда режиссеру было тридцать два года. Спектакль был отмечен на фестивале “Берлинские театральные встречи” 2017 года, перенесен (в другом составе) на сцену парижского “Одеона”, приглашен на многочисленные другие театральные фестивали и наконец на зарубежную программу “Золотой маски” нынешней весной.
Главная особенность постановки Стоуна в том, что в спектакле не осталось почти ни одной фразы из чеховской пьесы — текст полностью переписан, и если даже есть какие-то куски, по смыслу напоминающие чеховские диалоги и монологи, точных реплик из оригинальной пьесы не удалось заметить (в адаптации текста режиссеру помогала драматург Констанце Каргль). Более того, чтобы, видимо, не было соблазна во многом повторять Чехова, изменены даже имена некоторых действующих лиц. В самом деле, наиболее близки к чеховским образам именно те персонажи, имена которых остались без изменений: сестры Ольга (Барбара Хорват), Маша (Франциска Хакль) и Ирина (Лилиана Амуат), их брат Андрей (Никола Мастроберардино), а также его невеста, а потом и жена Наташа (Катрин Штермер). Значительно переосмыслены образы и ситуации тех персонажей, от которых остались лишь имена (или даже преобразованное в имя отчество) без фамилий: муж Маши Теодор (Михаэль Вэхтер), соответствующий чеховскому Кулыгину, ее же любовник Александр (Элиас Эйлингхоф) — преображенный Вершинин, поклонник Ирины Николай (Макс Ротбарт), прообразом которого послужил Тузенбах, и пожилой философствующий доктор Роман (Роланд Кох), в которого превратился чеховский военный доктор Иван Романович Чебутыкин. Новое имя — Виктор (Симон Загерман), персонаж, соответствующий чеховскому Соленому, и такой же брутальный, но по-немецки более сдержанный и законопослушный. Наконец, появился еще один герой — друг семьи гомосексуалист Херберт, он же Боб (Флориан фон Мантойффель), происхождение которого, по-видимому, идет из образов подпоручиков Родэ и Федотика.
Но в базельском спектакле никаких офицеров нет, и не живут герои в российской глубинке. Они все достаточно молодые немцы, которым нет смысла мечтать о возвращении в Москву или, скажем, в Берлин, поскольку они в любой момент могут двинуть в столицу на уикенд или даже на постоянное местожительство в Сан-Франциско, Станфорд или Бруклин.
Спектакль состоит из трех эпизодов, с антрактом перед третьим.
В первой сцене мы видим героев, явившихся на уикенд в швейцарскую виллу, которую построил покойный отец трех сестер и Андрея: они собираются праздновать день рождения Ирины. Летнее шале представляет собой модернистское строение со всеми мыслимыми удобствами, с почти полностью стеклянными стенами, на трех этажах которого в небольшом объеме располагается множество комнат, ванных, туалетов, кухня. Благодаря крутящейся сцене во все моменты спектакля зрители могут видеть, чем занимается каждый из персонажей, примерно как в телевизионных реалити-шоу (сценограф Лиззи Клэчан, художник по свету Корнелиус Хунцикер). А действующие лица могут в это время мыться под душем, сидеть на унитазе или даже заниматься под одеялом любовью. Большую же часть времени они проводят за разговорами — об эстрадных певцах, политике, Дональде Трампе, мигрантах...
Ирина — студентка-гуманитарий, желающая служить волонтером по приему беженцев, но не успевшая на вокзал, где их надо было встречать, поскольку смотрела любимую телепередачу.
Андрей — перспективный программист, но слабости мешают ему в карьере — он любит выпить, балуется наркотиками, к тому же игроман. Неудачно женится на Наташе, которая воплощена как жуткая злодейка в красном платье с зеленым поясом. У нее даже голос трескучий и противный.
Андрей мечтает осуществить интересный проект — “Historic street view”, развитие “просмотра улиц” на картах “Google”, хочет сделать возможным просмотр улиц в онлайн-картах в разные периоды истории, со времен Пифагора до наших дней. Для этого ему надо переехать в Сан-Франциско, в Силиконовую долину, но женитьба на Наташе рушит все мечты.
На именины случайно является Александр — по-соседски, в поисках пластыря, чтобы перевязать царапину. Он вовсе не полковник, а сын владельца автомастерской по соседству, начинающий летчик, отец двух дочерей и муж Каролины с суицидальными наклонностями (она на сцене не появляется). Так завязывается его роман с Машей, которая вместе со своим мужем Теодором (Тео) страдает от бездетности многолетнего брака.
Завершается первый эпизод фейерверком, который устраивает мастер на все руки Херберт.
Героини так и не успевают исполнить завещание покойного отца и развеять из урны его прах — а ведь это было одной из целей их приезда.
Второй эпизод происходит в канун Рождества, и все герои вновь собираются на вилле, чтобы отметить праздник. Похоже, Андрей с Наташей уже постоянно живут здесь, а Маша с мужем — неподалеку. Андрей потихоньку спивается, а вместо компьютерных проектов играет в онлайн-покер, проигрывает деньги, и в его компьютер попадает вирус.
Продолжается роман Маши с Александром, который страдает от постоянных покушений на самоубийство своей психически ненормальной жены. А вот Николай расстался с Ириной. У него новая подружка — мусульманка, с которой он планирует встречаться еще месяцев шесть. Ирина же пытается его вернуть — засыпает шутливыми мобильными сообщениями.
Философствует пьяный Роман: он в отчаянии оттого, что из-за неправильной дозы анестезии по его вине умерла больная; рассуждает о том, что “нам только кажется, что мы существуем”. В отличие от доктора Чебутыкина, который не читал ни Шекспира, ни Вольтера, но притворялся, что читал, Роман начитан — знает труды философа-модерниста Бодрийяра.
Развязка наступает в третьем эпизоде, действие которого происходит через несколько лет после первого. Наташа разводится с подсевшим на наркотики Андреем и уходит к другому, богатому мужчине, некоему Филиппу. Чтобы рассчитаться с долгами и платить алименты, Андрей тайком от сестер продает виллу. Покупатель — тот самый Филипп, который хочет сделать дом свадебным подарком Наташе. Она, в свою очередь, недовольна размерами жилища (подрастающим малышам нужен фитнес-зал) и собирается ее снести, а на ее месте построить дом побольше.
Маша находит через сеть “Airbnb” квартиру в Бруклине, куда намерена переехать вместе с Сашей. Тео смиряется с уходом жены. Вспоминает, что в молодости он был перспективным баскетболистом, но не поехал по приглашению в Станфорд, а остался дома, чтобы жениться на своей однокласснице Маше. Говорит, что теперь его назначают заместителем директора школы, а директором — Ольгу.
Ольга совершает coming out, сообщая во всеуслышание, что у нее уже несколько лет есть сексуальная партнерша — бедная женщина с больной матерью. Она упрекает сестер за то, что вот уже несколько лет они не могут развеять прах отца. При этом вспоминает, что покойный был мерзавцем, постоянно изменял матери и временами даже уходил от нее.
Роман, в свою очередь, вспоминает, что мать сестер одно время в течение девяти месяцев жила с ним. Тогда у нее были две маленькие дочери, и она решила уйти от Романа и вернуться к ним, а через несколько месяцев родилась Ирина...
Александр и его семья живут в трейлере, потому что их дом сгорел. Его подожгла Каролина. Александр боится оставить девочек с такой матерью и решает пока остаться с ними, предлагая Маше уехать в Бруклин одной и подождать его пару месяцев. Они не могут даже сообщаться, так как Каролина отобрала у него мобильный телефон и удалила оттуда всю его переписку с Машей в мессенджере. Маша, услышав его решение, заходится в крике, бьется в истерике.
Николай объясняется с Ириной. Он в отчаянии из-за того, что она, хотя сама уговорила его вернуться и хочет выйти за него замуж, не любит его и даже в постели отворачивается. После этого он убегает и поднимается в ванную.
Виктор замечает, что из ящика в машине украден его пистолет. Все бегут искать Николая. Раздается выстрел, и в ванной наверху находят его тело с пробитой головой. Опускается занавес.
Как видим, в спектакле мало что осталось даже от чеховского сюжета, не говоря уже о диалогах, обстановке, атмосфере.
Произведение Чехова чрезвычайно актуально в наши дни, когда люди нуждаются в самоидентификации, в том, чтобы прожить подлинную жизнь, которая, как им кажется, находится где-то вовне, где-то далеко в пространстве, а может быть, и во времени (“В Москву! В Москву!”). Как сообщает сам режиссер в программе к спектаклю, “поэтому они ищут связи, изобретают социальные сети, виртуальное общение, фантазируют в поисках реального мира, реальных событий, центром которых они могли бы стать. Возможно ли это вообще? И когда мы, наконец, попадем в Москву, если это вообще случится, будет ли она еще существовать?”
И эту чеховскую идею — поиска подлинной, самостоятельно прожитой жизни режиссер, на наш взгляд, интересно выразил совершенно новым языком, неожиданной интерпретацией, наполнил новым, современным содержанием.
В то же время стоит отметить, что в постановке нет новомодных эффектов — видеоинсталляций и живых видеосъемок, вскакиваний на столы и т.п. Нет современных “турусов на колесах”, из технических приспособлений лишь микрофоны, которые, пожалуй, в самом деле нужны, поскольку порой актеры говорят скороговоркой и невнятно — примерно как в жизни.
Способ игры — старый добрый реализм, даже натурализм. Актеры в самом деле проживают жизнь на сцене, их реакции и переживания выглядят невероятно подлинными, и эта подлинность, которую мы назвали бы художественной правдой, эта энергетика передаются зрительному залу, делают спектакль по-настоящему пронзительным, удерживающим внимание публики с первой до последней минуты.