Камерная дуэтная постановка, как и психологическая драма польского автора1 в переводе Т. Комоновой, стала страстным напоминанием о том, что призраки нацизма и фашизма никуда не исчезли и “коричневая ночь” снова может накрыть любую страну и весь мир.
Ни занавеса, ни кулис — постановщиком (в его же сценографии) Александром Кузиным пространство “черного кабинета” Малой сцены театра организовано так, что мы, зрители, как бы присутствуем в квартирке Карлы (Надежда Филиппова). Она живет здесь с приемным сыном Гельвером (Станислав Буров), физически вполне взрослым молодым парнем. Но в силу умственной отсталости он по развитию остался на уровне наивного и легко внушаемого подростка. По фабуле — перед нами очень точно, с нежнейшей нюансировкой, остро, на “обнаженном нерве души” сыгранная трогательная и мучительная история постоянных выстраиваний отношений Карлы и Гельвера. Срывы. Прощение. Движение вперед и вглубь, история материнской и сыновней любви.
Но если бы только этим так “цепляла” и захватывала нас филигранная режиссура и зрелая игра молодых артистов! С самого начала нацистская символика вторгается в непростую ауру отношений Карлы и Гельвера, и то и дело над семейным обеденным столом реет нацистский флаг, которым с восторгом и упоением размахивает Гельвер.
Сама по себе история этих двоих — актуальная и животрепещущая для нашего времени. Одинокая женщина усыновляет одинокого ребенка, пусть “неполноценного”, и растит его, овладевая необходимыми знаниями и навыками, проявляя прозорливость, такт и оказываясь порой умнее психологов-консультантов. И ласка, и сила, и хитрость идут в ход. И надо преодолеть потрясение сына, когда он узнал, что неродной, и то, что, будучи зрелым физически, он начинает проявлять к любимой женщине — маме, не маме — сексуальное влечение...
Но здесь крайне важен фон, социальный фон за стенами их мирной квартиры, со столом посередине, кроватью, прочей мебелью по краям, над которыми нависает задник-экран — а на нем, врываясь в действо, демонстрируются кадры (художник видео Владислав Якущенко) того, что происходило в Германии в начале 30-х годов прошлого века.
Автор пьесы Ингмар Вилквист. Это творческий псевдоним Ярослава Свержича — известнейшего в мире польского драматурга. Он профессор варшавской Академии изящных искусств. Его пьесы поставлены в Польше и Германии, да и по всей Европе, и в США и Латинской Америке. Одно время он даже создавал драмтеатр в Гдыне. Его творчество обращено к неравнодушным сердцам. Он стремится “проломить” обывательскую успокоенность и леность души.
...В тишину жилища Карлы и Гельвера врываются нацистские марши. Реальность разнузданной жестокости и нетерпимости вторгается в спокойную и устроенную жизнь, вытесняя ясные надежды все более пугающими тревогами. А Гельвер с восторгом рассказывает приходящей в ужас Карле о своем новом друге — молодом апологете нацизма. Об увлекательных митингах и гуляньях. О превращении всех в одинаковых марширующих солдат. И вот уже Гельвер начинает командовать матерью, требует от нее маршировать, все делать по команде: он любит Карлу и хочет, чтоб она была как все, как его новый друг и вся их военизированная “стая”.
Наверное, немногие нынешние люди, особенно молодые, знают, что “чистка генофонда” в нацистской Германии началась не с высылки и уничтожения евреев. И даже не с отправки цыган в концлагеря. “Борьба за чистоту расы” началась с уничтожения физически и умственно неполноценных.
Карла, тонкая, умная женщина и чуткая мать, понимает, что ее сына втягивают в ловушку, в западню. Гельвер с воодушевлением ребенка, участвующего во взрослых опасных играх, рассказывает и почти разыгрывает участие не только в маршах и построениях, но и в погромах. Причем, других таких же “дебилов”, как он. И о том, как его хвалят за старание и энтузиазм.
Александр Кузин и его артисты (кстати, выпускники его актерского курса) нигде не педалируют страсти, не впадают в чрезмерный мелодраматический пафос. Отношения дуэта Карлы и Гельвера все острее строятся на контрасте: рассказы Гельвера о том, в чем он участвует, больше похожи на азартные, веселящие мальчишек игры в солдатики. А Карла делается все сдержаннее, раздумчивее, уходит в себя, пряча растерянность и напряженный поиск выхода и спасения из этого падения в бездну.
Слыша рев толпы за окном, вопли ужаса и нацистские бравурные мелодии над взбудораженным ночным городом, Карла понимает, к чему все идет. Она собирает все деньги и учит слабого умом, но послушного сына, как пробраться на вокзал, купить правильный билет и уехать к тому, кто спрячет и спасет Гельвера — замечательно проведенная обоими артистами сдержанная сцена последнего “урока” и прощания. Но ушедший было Гельвер возвращается — избитый, окровавленный, с рассказом о том, как из облавы на “дебилов” его вытолкнул его друг — молодой нацист, шепнув: “Уезжай!.. cкоро они придут за тобой”.
Автор пьесы тут не погрешил и против этой, одной из вечных противоречивых правд человечьего свойства: боящиеся за себя и свое благополучие примыкают к сильнейшим, участвуют в самых ужасных их деяниях, но порой, рискуя, пытаются предупредить и спасти тех, кто им все еще дорог.
Режиссер строит эту предфинальную сцену сдержанно, лаконично, на полутонах и нюансах. И актеры Надежда Филиппова и Станислав Буров с полным пониманием происходящего подводят нас к пониманию неизбежности того, чем должен — как единственным выходом, выходом в освобождение — завершиться этот сюжет.
Утешая сына, Карла предлагает ему выспаться, а для этого выпить успокаивающие таблетки. Лаской, игрой, шуткой она заставляет Гельвера принять смертельную дозу лекарств — и, поддерживая эту “игру”, сама тоже принимает смерть...
Автор пьесы мог бы сказать вслед за Тилем Уленшпигелем: “Пепел Клааса стучит в мое сердце!” Постановщик спектакля и его актеры могли бы подписаться под этими словами.
1 “Современная драматургия”, № 4, 2005 г.