Магнитогорский драматический театр на театральной карте России занимает свое почетное место. Это театр с хорошей молодой труппой, с умным главным режиссером Максимом Кальсиным, который умеет думать и заботиться о театре в целом. Поэтому он приглашает на постановки сильных режиссеров. Так, он пригласил достаточно яркого профессионала Тимура Насирова, который и поставил прекрасный спектакль по Пушкину, украсив тем самым афишу театра.
Режиссер Тимур Насиров оказался на редкость прозорливым человеком. Он уловил в пушкинских повестях иронию и поставил четыре новеллы (то есть четыре повести, кроме “Барышни-крестьянки”) в карнавальном веселом духе. Поскольку справедливо посчитал, что “Повести Белкина” — это пародия на романтизм. А если это пародия, значит, к героям повестей Пушкин относился с определенной иронией. Правда, не вся пародийная направленность спектакля была выдержана режиссером до конца: “Выстрел” был сыгран вполне серьезно. Либо здесь просто не хватило какой-то финальной точки, которая дала бы понять, как относиться к Сильвио. Но вероятно, что все-таки режиссер не решился уж так резко переворачивать интонацию известной всем с детства повести. Мы привыкли к тому, что Сильвио, в котором обида на графа, когда-то пренебрежительно поведшего себя на дуэли с ним и оскорбившего лучшие его чувства, заставила его годами ждать возможности ответного выстрела, годами преследовать мысль проучить графа, — вполне серьезная фигура. И мы можем разделить все его чувства. Но если отнестись к нему с иронией, то в Сильвио можно увидеть человека, маниакально одержимого идеей мести, человека, чрезмерно, слишком сильно страдающего от уколов самолюбия. И посмеяться над романтическим кодексом чести, который уже к началу 1830 годов, когда были написаны “Повести”, уже вышел из моды. Но куда вместе с этим отнести дуэль самого Пушкина? Отказать нашему национальному гению в обоснованности мотива защитить свою честь в дуэли с Дантесом? Ответ на этот вопрос требует дальнейшего серьезного размышления, но тут не место ему предаваться. Вернемся к спектаклю.
Сильвио в спектакле играет Игорь Панов. Он время от времени оказывается стоящим в выразительной позе с поднятой рукой с пистолетом, чей ствол метит куда-то в пространство. Стоит, как правило, в профиль, поза говорит об одержимости Сильвио своей местью. Этот персонаж сыгран актером как будто без доли иронии. Но, как я уже и сказала, в этой новелле нет финального акцента, и возникает ощущение неопределенности — непонятно, как мы можем в итоге отнестись к Сильвио? Что все-таки стоит за его одержимостью? Впрочем, к исполнению самой роли нельзя предъявить претензий. Роль сыграна хорошо. Так же хорошо сыграна и роль Графа (Иван Погорелов), оскорбившего Сильвио. Мария Маврина в роли Графини представляет собой образ несколько легкомысленной девочки, стремительно носящейся по сцене, словно обуреваемой целой гаммой неизбывных чувств. А веселая игра, обрамляющая этот сюжет, — полуобнаженные девицы, кувыркающиеся по сцене, предмет вожделения веселых гусар, сами гусары, как и положено, отличающиеся молодеческой удалью, — все это создает фон действия. И вот с этого и начинается захватывающая игра в этом спектакле.
Игра продолжается в “Метели”. Парочка смертельно влюбленных молодых людей, Владимир Николаевич (Александр Васильев) и Мария Гавриловна (Мария Павлова), ведут страстную переписку, осыпая нежными поцелуями листочки писем. Во всем поведении влюбленных и в самих типажах уже ощущается явственная ирония режиссера. Нет, он не смеется над влюбленными, просто легко посмеивается. Уж очень наивными кажутся оба, жизнь еще не наложила на их горячие сердца своего тяжелого отпечатка. Вся история с метелью, когда Владимир Николаевич не смог добраться до церкви, в которой должно происходить венчание, сыграна немного впроброс. Но счастливый финал явно ироничен. Несчастья той метельной злополучной ночи, когда юные Мария Гавриловна и Владимир Николаевич не смогли соединиться в счастливом браке, оканчиваются через несколько лет настоящим триумфом. Оказывается, в ту злополучную ночь Марья Гавриловна соединила свою судьбу с Бурминым (Филипп Ладейщиков), который был послан ей самим провидением. Тут уже впору играть бравурный марш, который завершит эту полуанекдотическую историю чудом обретенного счастья.
Первые две новеллы составляют в спектакле первый акт. Во втором начинается настоящий карнавал, в котором действуют мертвецы, пришедшие на новоселье к гробовщику (повесть “Гробовщик”). Они очень смешные, эти мертвецы, и их кружение и танцы вызывают не страх или ужас, а настоящее веселье. Это свойство подлинного карнавала, которого, кстати, почти нет в нашей культурной традиции, ее православные корни почти не допускают веселья. Мы не можем смеяться, к примеру, над нашими патриархами, в православной традиции это исключено. А в католической европейской традиции карнавал всегда потешался над папой и священниками. Европейская культура позволяет на время карнавала его участникам ощутить подлинную свободу от иерархии и прочих атрибутов серьезной жизни. Но сегодня, когда мир так перемешался и мы познакомились с традицией черного юмора в американском и европейском кино, традицией явно карнавального происхождения, наша ментальность несколько изменилась. И мы можем играть Пушкина в карнавальном ключе и обретать тем самым чувство свободы. Поэтому эта новелла в спектакле получилась очень удачной и дала заряд бодрости зрительному залу.
Четвертая, последняя история — “Станционный смотритель” продолжает карнавальную линию “Гробовщика”. Но если в “Гробовщике” все творится силами многих актеров, то здесь есть солирующие партии. Это Дуня (Елена Кононенко) и Самсон Вырин (Михаил Никитин). Самсон Вырин — любящий отец, пекущийся о своей дочери и, конечно, желающий ей добра. Исчезновение дочери со случайным постояльцем переживается им глубоко. Он весь сжимается, съеживается, замирает, голова уходит в плечи... Актер воплощает образ маленького человека, излюбленного героя русской литературы позапрошлого столетия, которому неоткуда ждать помощи и приходится мыкаться со своим горем без поддержки и сочувствия.
Самый яркий образ в этой новелле — роль Дуни, сыгранная актрисой в остром экспрессивном рисунке. Очень подвижная, с несколько резкими движениями девушка шагает по дому, всем своим видом показывая, что она тут хозяйка и ничто не ускользнет от ее пристального взора. Во всем есть элемент шаржа, особенно в ее пении, очень немелодичном, чуть грубоватом. В финале, пропевая свою арию, она подчеркивает слово “любовь”, объясняющее ее побег и ту драму, которую пережил в результате несчастный отец Дуни. На этой высокой, чуть комичной и одновременно драматичной ноте и заканчивается новелла.
Остается еще сказать о том, что действие в этом спектакле ведут несколько актеров, предваряя каждую новеллу своими комментариями, внося во все юмор и некоторый намеренный комичный переполох, который и обрамляет это в сущности очень веселое подвижное зрелище. Пушкин сыгран без академической серьезности, сыгран свободно и очень неожиданно. Этот спектакль — несомненная удача театра.