В санкт-петербургском Манеже прошла необычная выставка “Хранить вечно”, инициированная художником Верой Мартыновой, режиссером Андреем Могучим и композитором Владимиром Ранневым. Это и видеоинсталляция, и своеобразный театр, все вместе.
Петербург, Ленинград, Петроград был, есть и будет героем многочисленных интертекстуальных поисков режиссеров, писателей и художников. Это город-миф, город — оживший фантом. Первая мысль, возникающая в творческой голове при столкновении с этим местом, — желание поработать с кодами и интеркодами реального и документального пространства современного Петербурга и далекого черно-белого Петрограда. Выставка “Хранить вечно” — закапсулированное послание нам, потомкам, нашим детям, по большей части очень молодым людям или даже “понаехавшим”, адресная строчка современника к современнику: от города к человеку.
Выставка начинается в огромном павильоне с просторным золотым занавесом, за кулисами которого творится история больших и малых размеров: период жизни четырех пригородов Петербурга (Пушкин, Павловск, Петергоф, Гатчина) с осени 1917 года до зимы 1944-го, момента снятия блокады Ленинграда. В переломный исторический момент благодаря декрету Луначарского были открыты музеи-дворцы, загородные парки.
И вот мы, зрители (практически дети, в большой белой комнате, на фоне столетнего исторического ландшафта), надеваем наушники и подобно Алисе из книги Льюиса Кэрролла отправляемся в зазеркалье немного пыльной и деформированной в кривых зеркалах интерпретаторов истории. А проводником продолжительного часового путешествия становится голос “от автора” — актрисы Алисы Фрейндлих. Она — маленькая девочка, открывающая нам свою тайну, “дорогой дневник”, воображаемый документ новой истории России. Ее персонаж Оля К. — так зовут героиню — родилась и выросла во дворце, а спустя годы, в блокаду, сама стала музейным работником и ангелом-хранителем города. Голос в наушниках передает, как Оля прогуливается с нами по комнатам и рассказывает, путано и пристрастно, так, как это может делать ребенок (в чем, наверноe, и скрыто очарование подобного дискурса), хронологию событий, примерно в таком регистре: “Дорогой дневник, сегодня 5 декабря царь (зачеркнуто), он со своей семьей приехал во дворец...”
Параллельно с аудиохронометражом истории подключается линейный зрительный ряд комнат с маленькими едва заметными экранами на стенах, которые передают жизнь исторической хроники, обработанной видеохудожником.
Устройство и убранство комнат отчетливо напоминает залы в Эрмитаже. Но в этом и соль: показать на уровне пространства динамику жизни и смерти предметов и интерьеров. Задействовать символический ряд визуальных образов: сменяющиеся портреты царей, вождей, расстрелянной семьи, Мавзолея... И самый интересный в отношении зрелищности блок — комната с круговой видеоинсталляцией (парки и сады). Но обо всем по порядку, в духе выбранного создателями линейного ракурса повествования.
Итак, первая комната — покинутая царями детская. На стенах портреты дам кисти Левицкого, Боровиковского. Ломберный столик, широкие кресла с кремовой обивкой, разбросанные по полу игрушки: словно маленький уголок детства, на время оставленный любящими хозяевами, уехавшими в гости. Сопутствующий текст из телефона подтверждает: «Как сказал папа Оли, царь больше не хозяин во дворце и называть его теперь нужно “он”».
Еще одна комната — переезд мебели с насиженных мест в новые апартаменты. Растерянное состояние бывших доверенных лиц царской семьи и абсолютное непонимание, что дальше делать с дворцами. Герои революции: Керенский, эсеры, большевики. Наконец, крепкое и прочное становление советской власти. В пространстве третьей комнаты устанавливается полная монополия Ленина: бюст вождя, его декреты, портреты и так далее. Декрет Луначарского о передаче дворцов в собственность государства с последующей организацией в них музеев. И тут появляются первые ленточки между предметами интерьера и посетителями. До этого ограждений в комнатах не было и все вещи можно было потрогать руками.
1934 год — красная дорожка из имен и фамилий расстрелянных и сосланных музейщиков (родителей Оли К. в том числе). Огромная картотека предметов из архивов новообразовавшихся музеев, поражающая своими размерами. Интерактивная комната с видеоинсталляциями зарождения культуры парков и садов. Подступающая война. Упаковка предметов особой ценности. И вдруг — блокада. В этой точке столкновения человека со смертью возникает странный образ праздничного стола, гениально придуманного художником. Когда облокачиваешься на обледеневшую стену подвала (будто бы Исаакиевского собора), слышишь историю взрослой Оли, потерявшей в войну мужа, сына, мать. Закадровый текст передает описание полуживой плетущейся по улицам женщины, совершающей ежедневный музейный обход, это заставляет содрогнуться. И замереть от вида громадного пустого зала с руинами взорванного дворца. Ужаснуться масштабам потерь человека и города.
Хочется поблагодарить режиссера и художника, создавших образы войны / смерти / жизни, развернувших зримую метафору на белом кубике Манежа. А также композитора, соединившего время и пространство в одной точке. Точке невозврата.