Поставив “Женитьбу”, “Вишневый сад” стал уже шестым столичным театром, на сцене которого сейчас играется эта пьеса. А ведь она совсем не проста для воплощения: например, Малый театр, осуществивший в свое время ее первую московскую постановку, возвращался к ней лишь раз в столетие. Возможно эта классическая комедия опередила свою эпоху, долгое время оставаясь “совершенно невероятным событием”, и лишь в наши дни, когда искусство театра прошло через всякие “измы”, оно наработало достаточную технику для воплощения этого произведения.
В самом деле, великий комедиограф, написавший пьесу в двадцать четыре года и доработавший ее девять лет спустя, заложил в нее столько элементов как психологизма, так и абсурда, что дал бы много очков вперед реформаторам драматургии следующих поколений.
Одна из доминант в характерах почти всех персонажей — нерешительность. Они постоянно что-то недоговаривают, не могут найти нужное слово. Даже бойкий и находчивый Кочкарев (Алексей Щукин), похожий в этом спектакле на Остапа Бендера, не доводит до конца свое намерение рассказать о супружеских обязанностях, сославшись на нехватку времени. Создатели спектакля режиссер-постановщик Александр Вилькин и режиссер Сергей Ковалев сумели так расставить акценты, что эта особенность пьесы — нерешительность действующих лиц — выражена весьма отчетливо. Таким образом, финальный эпизод мотивирован не только характером главного героя, но и игрой всего ансамбля исполнителей — такая женитьба просто не могла состояться, именно она, женитьба, стала бы в этих обстоятельствах совершенно невероятным событием.
На наш взгляд, из заданного строя иногда выпадает лишь Фекла Ивановна (Мария Остапенко), особенно в монологе, где она с пафосом произносит: “...все святые говорили по-русски”. Возможно, этой героине тоже можно было обойтись без излишней уверенности.
Спектакль имеет свое лицо, снабжен оригинальными, порой остроумными подробностями: здесь и монументальная невозмутимость и медлительность очень пожилого Степана (Янис Якобсонс), и проказливые интермедии Дуняши (Мария Ильтякова), и пантомимы Кочкарева, и повизгивания убегающей от женихов Агафьи Тихоновны (Валентина Емельянова).
Постановщики добротно проработали образы женихов, снабдили их индивидуальностью, сделали непохожими друг на друга. Яичница (Игорь Бровин) — жесткий, прямо идущий к цели и вроде не знающий сомнений, верит первым же выдумкам Кочкарева и сразу отказывается от сватовства. Анучкин (Николай Сахаров) и Жевакин (Виктор Бочков) выглядят, каждый по-своему, несчастными, даже трагическими фигурами. Интересным типажом предстает Анучкин: отставной офицер довольно благородной наружности, в мундире, с интеллигентной бородкой, в этом спектакле чуть ли не чеховский Вершинин, бредит высшим обществом и образованностью — здесь можно увидеть не тщеславие, а скорее комплекс неполноценности. А Жевакин типичный неудачник, во всем проигрывающий: он и Жевакин-то не первый, и даже искалеченная нога его повторяет травму кого-то из его бывших сослуживцев, и невесты ему семнадцать раз отказали. Забавно слышать от него, что “все при нем, натура не обидела”. Этот человек, в отличие от Анучкина, не комплексует, а наоборот, живет с неоправданными надеждами как на свою “натуру”, так и на стихи на дне сундучка (единственная его “мебель”, кроме курительной трубки).
Сумел вдохнуть индивидуальность в фигуру Подколесина играющий эту роль Михаил Безобразов. Флегматичный и в то же время робкий, медлительный, растягивающий слова герой ни разу не выходит из этого образа “тихони”, не повышает голоса — даже в эпизоде, когда хочет, чтобы “сию минуту было венчание”. Более того, и финальный прыжок из “окна” в зрительный зал он совершает медлительно, словно бы с ленцой и нехотя, как будто случайно.
Пьеса довольно существенно сокращена, и лишь в одном месте театр вставил текст “от себя” (на самом деле из более ранней редакции гоголевского произведения, называвшейся “Женихи”): сваха говорит: “Нет да и нет женихов. Вымерли, как будто от чумы. Бывало, прежде благовоспитанные люди сами отправляются искать невест, а теперь ищи их. Ей-богу, никакого уважения к женскому полу”. Это, вероятно, сделано с целью “осовременить” спектакль. Думается, однако, что и без этого как расставленные постановщиками акценты, так и актерская игра делают спектакль и по стилю, и по содержанию вполне современным и актуальным.