Приглашенный из Ярославской драмы режиссер всех перещеголял уже одним только названием: силу драмы, пламя страсти и уверенность в успехе видит зритель на афише. Но не так-то прост Марчелли…
Где — кажется, на сайте театра, кто — сейчас не вспомню, назвал спектакль «ГрозаГроза» одной из самых акварельных работ Евгения Марчелли. Не стоит тут про «гугл» — всего лишь хотелось подхватить метафору да уточнить: уж если акварель, то мокрая. Причем 168 даже слишком: в глубине сцены бассейн, где резвятся волжской, надо полагать, прописки офелии и нимфы — публика наблюдает все их заплывы в подвешенное зеркало. «Красиво плывут! Вон та группа, совсем без купальников» — ну а как: без цитат и аллюзий в очередной только за минувший сезон «Грозе» совсем не обойтись.
Впрочем, оставим это. Шуток, подтруниваний и, что немаловажно, самоиронии с избытком хватает и в самом спектакле. Достаточно сказать, как повезло автору этих строк с премьерой: на пятнадцатой примерно минуте в театре отрубилось электричество и после вынужденного антракта актерам пришлось заново играть и обыгрывать уже виденные публикой сцены. «Я с первого раза не разглядел, — говорит Дмитрий Журавлев, чей механик-самоучка Кулигин напоминает больше бурлака, — кого там бьют?» Через то и дело распахивающуюся в арьерсцене дверь видно, как кого-то сильно приколачивают. А там, уточняет Кудряш, купец Савел Прокофьевич Дикой ругает племянника Бориса. И тот как вырвется затем в окровавленной майке, так в этом расписном виде и проходит до конца спектакля. Зато никак его не спутать с Тихоном, сыном Кабанихи и мужем Катерины — ведь и того и другого играет актер Павел Чинарев. Это и насмешка, и загадка режиссера, на которую он сам и пытается ответить: почему Катерина равнодушна к мужу, но без ума от соседа, хотя оба для нее люди чужие, незнакомые, можно даже сказать, случайные люди. Замуж выдали не за любимого, а любовника видала лишь мельком и в церкви. По ходу действия легко предположить, что супруг лишь пробудил ее чувства, а раскрыться не дал — недаром Тихон чопорен и сдержан, буквально застегнут на все пуговицы. Зато Борис во всем расхристан донельзя — вот и набросилась на более доступный и открытый, лакомый кусок истомившаяся девица (Юлия Пересильд).
Так, раскладывая по полочкам ситуацию в не таком уж и темном, а скорее, пародийно-тридевятом царстве, где до нелепости высокие кокошники соседствуют с не менее высоченными лабутенами (и Шнура поют здесь тоже), Марчелли тут же переигрывает ее по новой и с точностью до наоборот: робкая Катерина, оказывается, едва осмеливается приблизиться к Борису. Парадоксальную ситуацию, на взгляд режиссера, и стоит решать как можно абсурднее, снижая пафос, снимая шелуху школьных, давно без осмысления подающихся интерпретаций. И в этом тоже видится принцип удвоения: «ГрозаГроза» — это не только про двойников и повторные сцены, а возможность разворота в обратную по смыслу сторону, амбивалентность при любом удобном случае. При неудобном — в омут головой. Тоже, причем, не раз — речная вода, знаете ли, освежает, проявляет и напоминает. И сам Марчелли умеет со вкусом окунуть актеров: в дважды, вспомним, за минувший сезон показанной в столице «Чайке. Эскизах» — на «Золотой маске» и «Сезоне Станиславского». И отдать должное предшествовавшим постановкам коллег — знаменитой «Грозе» Генриетты Яновской в МТЮЗе, например. Смыслы и отсылки здесь можно искать долго и плутать в них бесконечно: сад Кабанихи — тот еще сад разбегающихся тропок. И один лишь бег по кругу Юлии Пересильд — тема отдельного разговора: кто только не кружил в спектаклях Евгения Марчелли, где только не закладывали виражи героини Островского в постановках последних лет. Из самых запомнившихся — в «Талантах и поклонниках» Миндаугаса Карбаускиса, например.
В целом рассказ про «ГрозаГроза» неизменно выходит на разговор про ТеатрТеатр. Не тот, что в Перми, а — театр в театре. Что определено и личной драмой Островского, и сценической судьбой его пьесы, в основе которой связь драматурга с замужней актрисой Любовью Косицкой, не просто послужившей прототипом Катерины, но и ставшей первой исполнительницей этой роли — премьеру «Грозы» сыграли в Малом театре 16 ноября 1859 года. Само по себе — сюжет для новой пьесы. И нечто подобное — психологическое состояние актрисы, играющей себя, свою жизнь на сцене, похоже, воспроизводит и Катерина — Пересильд: граница между исполнительницей и образом стирается настолько, что в финале она обращается в зал: «Кто-нибудь принес мне цветы?», чтобы затем как следует разогнаться и… швырнуть зрительский букет в бассейн — нимф-утопленниц и без нее уже хватает. А они, к тому же, и сами не прочь пройтись по сцене — этакое нашествие персонажей Андерсена на мир Островского.
К тому же «ГрозаГроза» полна всевозможных отступлений от канонического текста и от ролей — мало того, что актеры говорят вполне современным языком, так еще и могут апарте обсудить на «полголовы лысого» Александра Якина (играющего, тем не менее, Кудряша). А разряженная как елка странница Феклуша (Анна Галинова), с умилением залипающая на любой разговор, обещающий интригу или ругань (и каждый раз это отдельный номер), — довольно трезво и резко отправить за кулисы надоевший головной убор: «Заберите эту хрень!» А вот Савел Прокофьевич Дикой забрел в спектакль, словно ошибся дверью: отправился в майке-алкоголичке в соседний гастроном опохмелиться, а встретил подругу юности Марфу Игнатьевну Кабанову. Постоянные участники постановок Евгения Марчелли ярославские актеры Виталий Кищенко и Анастасия Светлова разыгрывают свой спектакль в спектакле — камерную историю неудавшейся любви. От этого становится яснее нехрестоматийный, недеспотичный образ Кабанихи на сцене Театра Наций — свое нерастраченное чувство она выплескивает на сына. Добавить к этому еще нежности Глаши (Татьяна Паршина), местами прямо-таки льющейся на Тихона, и тему мокрой акварели можно смело закольцевать. Спектакль Марчелли исследует любовь как стихию и эта стихия — водная. Она захватывает и несет женщину — одну безудержным потоком, другую размеренным течением. И та остается на плаву, пока есть тот, на кого ей можно направить свою силу…