Новый спектакль Александра Огарева, премьера которого состоялась накануне Всемирного дня театра, начинается со сцены встречи провинциальных актеров Счастливцева и Несчастливцева. И сразу становится ясно, что основной темой спектакля будет не «барство дикое, без чувства, без закона», не трагическая ломка людских судеб по воле и прихоти богатых самодуров. Нет, все эти задуманные Островским темы не ушли из текста спектакля, но поданы в ироническом ключе и отодвинуты на второй план. Главный герой спектакля здесь — актер. Его судьба, его актерское счастье или несчастье, его ухабистый жизненный профессиональный путь — это все о нем. А еще предметом рассмотрения здесь является само понятие, само явление театральности — как на сцене, так и в жизни.
Счастливцев и Несчастливцев — оба, собственно, у Островского, «несчастливцевы», встречаются на авансцене, отделенной от основного игрового пространства сетчатым занавесом, на который проецируется карта части обширной Российской империи. Здесь и Вологда, и Керчь, и другие города, старинные названия которых могут обозначать время действия относящимся как к девятнадцатому веку, так и к современности. Огарев и его команда рассуждают о том, изменилась ли актерская судьба сегодня, изменилась ли природа актера, его восприятие жизни и театральности, себя в искусстве и искусства в себе. И на это путешествие (полное название спектакля звучит как «Лес. Диалоги по дороге» и предполагает экскурс в историю российского театрального искусства) их благословляет своей — почти божественной — дланью созданный видеопроекцией светлый образ Константина Сергеевича Станиславского.
Первое действие спектакля, спокойное и — что редко по нынешним временам случается с театром авторским, режиссерским — выстроено почти точно по тексту пьесы. Но второе отделение получилось абсолютным праздником театральности.
Когда занавес убирается, зритель попадает в тот самый темный, дикий лес, который в декорациях тандема замечательных сценографов Александра Мохова и Марии Лукка преобразился в густую белую то ли траву, то ли камыш. Оттуда выныривают и туда исчезают персонажи по ходу спектакля. Белый цвет универсален: силами света эти густые заросли в зависимости от мизансцены приобретают любую глубину, структуру и окраску.
В пьесе Островского и спектакле Огарева Несчастливцев не может преодолеть в себе глубоко укоренившееся актерство, зачастую разговаривая с остальными персонажами отрывками из заученных ролей, и — как это ни казалось бы странным — такое поведение имеет успех и герою удается воплотить все задуманное, заворожив своей игрой и вовлекая в нее остальных действующих лиц — неактеров. Как всегда на сцене, настоящее переплетается с иллюзорным, правда с вымыслом, игра с явью, а замысел режиссера может сделать эти границы еще более размытыми. Действие в усадьбе Гурмыжской (эту молодую здесь, яркую, экзальтированную даму блестяще сыграла Александрина Мерецкая) начинается со сна, рассказанного ею Буланову (замечательный молодой актер Роман Колбин, прошлогодний выпускник гитисовского курса Владимира Андреева): атмосфера спектакля приобретает черты нереальности, эфемерности происходящего.
В спектакле использованы вынутые из каких-то закромов на свет божий допотопные театральные приспособления: имитирующий звук ветра ящик с крутящейся ручкой, который Игорь Лесов (Восмибратов) в одной из сцен называет сломанным колодцем; маленькая суфлерская будочка, которую Счастливцев (Олег Охотниченко) нахлобучивает себе на голову, сетуя, что всем актерам со временем показан один только путь — в суфлеры. В спектакле используются и современные театральные технологии, например видеопроекции. В отдельных сценах актеры выходят за рамки образов и показывают изнанку театрального и даже киношного «волшебства». Апофеозом этого праздника становится «откусывание» Несчастливцевым пальца Гурмыжской, и опять же, выходя за рамки образа, Восмибратов совершенно серьезно объясняет зрителям, сколько времени должно пройти с момента утраты пальца до пришивания его врачом.
Не только театральные машины и театральные приемы разных эпох задействованы в этом спектакле, но и типажи современные (один Милонов — Кирилл Федоров чего стоит) действуют вперемешку с универсальными (Счастливцев Олега Охотниченко мог выглядеть так и в девятнадцатом веке, и сейчас, с его «рукавами от дырявой жилетки»).
Интересно, что практически у всех актеров, занятых в спектакле, есть опыт работы не только в столице, но и в провинциальных российских театрах. Например, Александра Мерецкая работала в театрах Новосибирска, Омска, Томска. Илья Козин окончил театральный факультет Саратовской консерватории. Юлия Демьяненко (Аксюша), прежде чем поступить во ВГИК, училась в Днепропетровске и в Киеве. Игорь Лесов (Восмибратов) работал в Камчатском театре драмы и комедии. Сам режиссер спектакля Александр Огарев, с ног до головы человек театра, ученик Анатолия Васильева, не только ставил спектакли в разных городах России, но и приобрел опыт руководства провинциальными театрами, опыт нелегкий и не самый позитивный в его жизни. Поэтому им всем не понаслышке известно, что такое разные проявления театральности, разное восприятие публикой той или иной формы театра; чем отличается актер провинциальный от столичного, и отличается ли? Существует ли до сих пор предубеждение обывателя по отношению к артисту? Этот момент проиллюстрирован очень смешной сценой «отряхивания» — попыток Улиты очиститься от ухаживаний Несчастливцева. Стать актером — означает ли это отказ от семьи и, что называется, простых жизненных радостей? Человек, обожженный театром, останется ли таковым навсегда? Что происходит с человеческой психикой, когда она неоднократно подвергается испытанию искусственными — или настоящими — страстями на сцене? Обо всем этом заставляет зрителя задумываться спектакль Александра Огарева и блестяще подобранной актерской команды. А если зритель не хочет об этом думать — смешное, изобретательное, ироничное действо доставит ему огромное удовольствие в любом случае, само по себе.
И если подводить итог впечатлениям об этом замечательном «Лесе», можно перефразировать известную фразу Льва Толстого: «Здесь всё игра. Даже жизнь».