Не так уж часто можно увидеть театральный спектакль, где и автор драматического текста, и режиссер-постановщик — один человек, а рассказывает спектакль о жизни и судьбе этого человека и его родителей. Марку Розовскому не впервой переносить на сцену свои произведения, но спектакль «Папа, мама, я и Сталин» отличается от прежних его постановок, во-первых, тем, что представляет собой автоинсценировку написанной несколькими годами ранее прозаической книги, во-вторых, тем, что проза эта была автобиографической, документальной, и, наконец, в-третьих, предельной исповедальностью и откровенностью высказывания.
Лишь на восьмом десятке лет удалось автору познакомиться с архивными документами по делу его отца, незаконно репрессированного в 1937 году по сфабрикованным доносам как участника правотроцкистской организации, проведшего без малого десяток лет в лагерях, а позднее еще несколько лет в ссылке. Эти свидетельства, вместе с сохранившейся перепиской отца с матерью за годы заключения и ссылки, и позволили М. Розовскому создать свое документальное повествование. Достоин уважения объемистый труд, который можно рассматривать как долг, отданный автором, родившимся в знаковый год, не только памяти его родителей, но и всех семей, всех людей, пострадавших от репрессий в годы сталинизма. Значительная часть содержания вошла и в одноименный спектакль, приуроченный, кстати, к юбилею мастера.
Декорации (созданные самим режиссером) не отличаются броскостью — конструкция из старых облупившихся дверей, ограничивающая пространство сцены, ассоциируется и с эпохой, и со скудным коммунальным бытом, и с кошмаром лагерей и ссылок.
Там, где требуется более широкий взгляд — на жизнь страны, образ вождя, используются видеопроекции на задник сцены (видеомастер Сергей Новожилов).
Однако главное в спектакле — игра актеров. Чувствуется, что как режиссер, так и исполнители вложили немало труда и душевных сил, чтобы воплотить образы минувшего. Одна из самых сложных ролей, пожалуй, образ протагониста, названного в программе «я», но по имени Марк, а в большей части представления просто Марик. Молодому актеру Валерию Толкову удивительным образом удалось передать мысли и переживания героя, как будто живущего в двух временах — сегодняшнем, когда он раскапывает сведения о судьбе отца и рассказывает о них, и в давно ушедшей, казалось бы, эпохе бед, безотцовщины, войны, эвакуации, коммуналок. Порой возникает необъяснимое ощущение, что с нами разговаривает тот самый четырехлетний малыш, который, выбираясь вместе с бабушкой от угрозы оккупации, в течение месяца проехал полстраны в переполненных поездах и паромах, или тот подросток, из-за учебы которого в Гнесинке мать не могла себе позволить выехать из Москвы и воссоединиться с уже освободившимся мужем (тому, как бывшему политзаключенному, по сталинскому указу было запрещено жить в столицах).
Любовно выписанные автором образы родителей (страшные события и разлука в конце концов поломали их семейную жизнь) воплощены Натальей Барониной (Мать) и Валерием Шейниным (Отец) предельно отчетливо, выпукло, при этом характеры не кажутся простыми — они глубоки, многомерны, неоднозначны. Мать, подвижнически посылающая отбывающему заключение на Дальнем Востоке мужу бесчисленные посылки из Москвы и однажды даже специально приехавшая к нему в лагерь, чтобы увидеться, после его возвращения не решается ради воссоединения семьи пожертвовать московской пропиской. В то же время она сохраняет верность мужу, отказывает нескольким ухажерам-коллегам (с комизмом выписанные роли которых колоритно воплощены Андреем Молотковым, Денисом Юченковым и Николаем Захаровым). В спектакле отчасти за кадром остались те предпосылки разлада в семье, которые были связаны с неприятием со стороны семьи отца невестки из другого круга (несколько напоминающие семейные коллизии в произведениях Юрия Трифонова). Поэтому зрителю может показаться не вполне ясным, почему порой редко получал отец письма от жены, почему после возвращения он развелся с ней, женился на другой.
Некоторые моменты в спектакле кажутся беллетризацией: например, непоколебимая стойкость отца, не страшащегося пыток и зуботычин, смело отвечающего следователям и конвоирам и при этом никак не поплатившегося за это, или же эпизод, когда один из лагерных вертухаев пытался за разрешение свидания получить от матери расплату «натурой». Возможно, так оно и было в действительности, но в художественной ткани спектакля выглядит не как элемент правдивого и беспощадного повествования, а скорее как дань детской или юношеской точке зрения, романтизирующей героизм близких людей, преодоление ими опасных испытаний.
Мрачное содержание скрашивается присущим создателю спектакля юмором, с которым протагонист рассказывает не только, например, о незадачливых женихах матери, но и о собственной отчаянной, полной жизненной силы бабушке.
Спектакль оставляет цельное впечатление. Показывая трагическое прошлое, он призывает не забывать его, не допускать возвращения призраков минувшего, не мириться с насилием и террором ни в каком виде.