На суперобложке книги, чуть выше названия, признание Беккета: «Я был однажды в онкологической клинике и услышал душераздирающий крик больного. Мое творчество — такой же крик».
Этот «крик» попыталась исследовать Алла Николаевская, известная журналистка и переводчица. Этими гранями ее деятельности определяется жанр книги, написанной великолепным литературным языком. Книга легко и с интересом читается. Притом что герой — один из самых сложнейших художников XX века.
Алла Николаевская создала литературную биографию Беккета, широко используя труды Джеймса Ноулсона, исследователя творчества Беккета и автора единственной авторизованной биографии писателя «Обреченный на славу: жизнь Сэмюэля Беккета» (Damned to Fame: The Life of Samuel Beckett. N. Y., 1996). Привлечен вышедший к 100-летию писателя манускрипт «Беккет вспоминает / Вспоминая Беккета. Интервью с Сэмюэлем Беккетом и воспоминания тех, кто был с ним знаком» (Beckett Remembering / Remembering Beckett), выпущенный Ноулсоном совместно с супругой. Использовано четырехтомное собрание писем Беккета. Благодаря ценным источникам Беккет встает в полный рост как личность и как поэт, эссеист, романист, драматург.
У каждого, кто соприкоснулся с творчеством Беккета, сложился свой облик этого художника. В большинстве случаев, это и мой случай, он представал суровым одиноким интеллектуалом с потрясающим, чисто ирландским юмором, не уступающим юмору его соотечественников Джона Синга и Бернарда Шоу. Стереотип восприятия Беккета рушится с первых страниц. Оказывается, у него было счастливое детство с любящими родителями и любимой няней. Теперь, перечитывая Беккета, мы узнаем их во многих его произведениях.
Учеба в Тринити-колледже, старейшем университете Ирландии, оказала на него влияние, в первую очередь, в лице профессора Радмоуз-Брауна: «Он открыл передо мной все двери. Я многим ему обязан и в плане учебы, и в плане человеческих отношений <…> Я верю в личную свободу. Поэтому не стал фашистом, коммунистом, империалистом или социалистом» (с. 38…40). Участие Беккета во французском движении Сопротивления известно. Теперь понятно, что привело его в Сопротивление.
Читая его роман «Мерфи» (1938), нельзя не признать его скептическое отношение к театру, который посещал герой Беккета, хотя и сравнивал театр с отхожим местом. Позволю себе привести цитату, вклиниваясь в повествование Аллы Николаевской. Это важное дополнение в свете дальнейшего развития творчества Беккета. В своем завещании Мерфи не забывает о театре и просит, чтобы «его прах, равно как и разум и душа были преданы сожжению, помещены в бумажный мешок и доставлены в театр “Эбби”, Нижняя Эб-би-стрит, Дублин, и без задержки прямо в то место, которое великий добрый лорд Честерфильд именовал обителью нужды, где прошли их счастливейшие часы, с правой стороны от входа в партер, и я желаю также, чтобы по их размещении там была дернута цепочка и спущена вода, если возможно, во время спектакля, и все это исполнено без церемонии и горестного вида»1.
Однокурсник Беккета, вспоминая их совместные посещения театра, описывает такой случай: «Мы с Сэмом сидели в первом ряду, неожиданно он встал и сказал во весь голос: “Господи, какое глубокое замечание!” — это ему понравилась реплика героя» (с. 46). Еще одна новая для многих черта его характера — повышенная эмоциональность.
Беккет вспоминал, что он каждую неделю ходил в театр.
В 1937 году он навсегда покидает Ирландию. Кузен Беккета Моррис Синклер дает такую оценку решительного шага Беккета: «Жизнь в Ирландии была для Сэма жизнью в тюрьме. Он не мог смириться с ирландской цензурой. Не мог занять свое место на литературной сцене <…> ему нужны были иные берега, иной горизонт большого города, ему нужны были свобода и анонимность <…> вместо царивших в Дублине интриг, сплетен, ревности» (с. 86). В Париже не все сразу сложилось. Но в Париже произошла его встреча с Джойсом, сыгравшим немалую роль в его становлении художника. Их взаимоотношениям в книге уделяется большое внимание.
В Париже у Беккета зарождается интерес к кинематографу, и он отправляет письмо Сергею Эйзенштейну с просьбой принять его в Государственный институт кинематографии. Закономерно, что ответа не последовало. К месту будет вспомнить, что Эйзенштейн чрезвычайно ценил Джойса, был у него с визитом в Париже и, разрабатывая теорию монтажа, писал, что Джойс требует особого вида восприятия для понимания всех его смыслов и чувств. Беккет, при полной оригинальности стиля и независимости, многому научился у Джойса. Желание учиться у Эйзенштейна было обоснованно.
Участие в движении Сопротивления не прервало его творчества. Он работает над романом «Уотт», закончив его в 1944 году. В 50-е годы издаются почти все его романы. Джеймс Ноулсон проницательно замечает: «Многие особенности поздней прозы Беккета — следствие пережитого им лично: неприкаянность, потерянность, изгнание, голод, тоска. Но спасают его юмор и стойкость духа» (с. 133). Это наблюдение раскрывает многие моменты его творчества. В группу движения Сопротивления «Глория» Беккет вступил 1 сентября 1944 года и оставался ее членом до последнего дня войны. Он обрабатывал донесения о передвижении немецких войск, которые приносили члены группы на крошечных обрывках бумаги, приводил их в систему, переводил с французского на английский, перепечатывал и отдавал связным. Это глубинно отразилось в его творчестве, казалось бы, столь далеком от подлинной жизни Беккета, давая возможность интерпретировать многое в его сочинениях сквозь призму его биографии той поры, когда он и его жена жили под дамокловым мечом: в любой момент они могли быть арестованы. По всей вероятности, тогда возникает тема конца света, явственно прочерченная в «Эндшпиле» и «Счастливых днях».
В годы оккупации он переходит на французский язык, который его дисциплинировал и избавлял, как он признавался, от «англо-ирландского автоматизма и излишеств» (с. 141). В эти годы, когда приходилось напряженно работать на победу, он много пишет. Тогда же происходит его знакомство с молодым издателем Джеромом Линдоном, возглавлявшим в годы Сопротивления «Les Editions de Minuit», подписавшим с ним, мало кому известным литератором, контракт на все его произведения на французском языке. Линдону принадлежит честь открытия гениального писателя. В 1952 году издательство выпускает «В ожидании Годо», а 5 января 1953 года в театре «Бабилон» состоялась премьера пьесы в постановке Роже Блена.
Автор книги не ставит перед собой задачи анализировать творчество Беккета. Подробно восстанавливая его биографию, автор помогает понять философию и поэтику Беккета, опираясь на исследования ряда ученых его творчества.
Хочу еще раз обратить внимание на огромное достоинство книги — ее язык, чистый, незамутненный русский язык, не отягощенный лишними вводными словами, что в последнее время стало характерным для многих переводных изданий. Книга приближает мощную фигуру Беккета ко всем, кого волнует этот писатель — от читателей до режиссеров, воплощающих его пьесы на сцене.
Однако хотелось бы высказать и замечания. Автор делает сноски, не отличающиеся точностью. Так, сноска, посвященная «Театру Аббатства» (с. 46), сообщает, что у его истоков стоял У. Б. Йейтс. Между тем, он был не единственным: у истоков театра стояла группа ирландских драматургов, среди которых были Д. Синг, Ш. О’Кейси, леди Грегори, которая была художественным руководителем театра до 1928 года. Б. Шоу называл ее «величайшей из ныне живущих в Ирландии».
Несколько замечаний. Ряд цитат не имеет сносок. Некоторые даны без указания страниц. Сноска, касающаяся Эдварда Олби (с. 175), почерпнута из замшелого источника эпохи застоя, искажающего представление о нем. Читатели книги о Беккете безусловно знают Олби, его пьесы идут в российских театрах, то есть эта сноска выглядит лишней. Примеров небрежности не так много, однако научный редактор не помешал бы этому изданию.
Немалым достоинством является библиографическое приложение. Указаны все издания Беккета на французском и русском языке и ряд рецензий на спектакли на русской сцене.
Готовя книгу, издательство проявило профессионализм в лице редактора Н. Пальцева, а также А. Лантухова, создавшего интересное оформление и верстку. Издание снабжено великолепными фотографиями, отпечатано на мелованной бумаге. Увы, подвела чебоксарская типография № 1: книга распадается на отдельные страницы после первого же чтения, приходится отдавать ее в переплет.
Тем не менее, она имеет больше достоинств, чем недостатков. Великий режиссер XX века Джордже Стрелер считал, что театр должен быть для людей. Алла Николаевская написала книгу для людей, ясную по мысли, прозрачную по стилю, доступную (в лучшем смысле этого слова) пониманию читателей, к какой бы профессии они ни принадлежали. Особенно она будет полезна режиссерам и, не сомневаюсь, ими востребована.
1 Беккет С. Мерфи. Перевод М. Кореневой. М., 2006. С. 269.