Этот небольшой, но очень креативный театр драмы и комедии в уральском городе умеет ярко и темпераментно подать актуальные проблемы наших дней. Причем именно на материале нашей жизни и ее знакомых всем знаковых реалий. Например, так, как это сделано в рецензируемом спектакле.
В пьесе1 братьев Пресняковых большое число персонажей. Потому в спектакле Никиты Золина актерам приходится играть по две и по три роли. В пьесе множество больших и мелких эпизодов и ситуаций. Они идут потоком, внахлест. Артисты, что называется, еле успевают перескакивать из роли в роль, из ситуации в ситуацию — и обратно. Жизнь такова: одно накатывает на другое. Некогда оглянуться, вдуматься, хотя бы чуть-чуть притормозить. Всмотреться в себя, в других. Задать вопрос: к чему? Зачем я это делаю? Почему уступаю? Или не уступаю? Зачем?! Отчего? Главное — успеть. Вскочить в поезд. В самолет. В очередь. Обогнать всех! Успеть! К успеху!..
Даже когда разворачиваются эпизоды, в которых персонажи подолгу общаются, ведут длинные диалоги и изрекают еще более длинные речи — все равно такое ощущение, словно это суетный, судорожный бег. Скачки! Но на месте. Не слыша друг друга, забивая друг друга длинными бесконечными плетениями словес. Даже если кто-то из двоих молчит и держит длинную паузу, даже если он заснул, пока другой говорит-болтает, — все равно это молчание есть неслышание другого. Отрицание его существования. Подавление другого. Никто никому не партнер. Только — противник. И его надо терроризировать своими душевными глухотой, слепотой и неприятием.
Режиссер всю эту суету, промежуточную между настоящими чувствами и настоящей жизнью, и ставит как сплошной дивертисмент. Шоу (Золин собрал и музыкальное оформление спектакля). В этом полуэстрадном вытанцовывании замороченности бытовой мелочевкой есть и сильные, глубокие, психологически подробные и точные этюды. Есть и трагизм опосредованных последствий терактов, когда все вдруг останавливается, ибо вмиг разрушены связи и из жизни вычеркнуты люди. Есть и трагизм вымещения личных обид и несостоявшихся амбиций через уничтожение жизни того, на кого обижен, кто тебя обманул в самом важном и сокровенном…
И все ж таки это межеумочная и пустопорожняя суета. У нее только видимость важности. Первопричины несущностны. И поводы для мщения оскорбленного самолюбия — мнимы.
Мнимость того, что принимается за сущностное, ярко и точно выражена визуальным решением (художник-постановщик Маргарита Колмогорцева): пространство игры заполняют композиции из кубов и параллелепипедов из прозрачного материала. Они легко трансформируются в новые и новые сочетания, обозначая и новое место действия, и текучесть, неудержимость событий, и прозрачную незащищенность внутреннего мира каждого человека, и мнимость того, что ему представляется важным и прочным, но по сути несущественно и зыбко. А продуманная игра светом и полутенями (художник по свету Вячеслав Максимов) подчеркивает эту зыбкость и неясность.
Перед нами то боксы телефонных будок или накопитель в аэропорту, то спальня с широченной супружеской кроватью или длинные столы в стиле офисного хайтека. Но постоянная перемена света, перестановка прозрачных конструкций, перескок из одного места действия в другое, из ситуации в ситуацию выявляют то, что никаких стен, никаких границ в этом мире нет — сквозь стены зданий, жилищ и корпуса транспортных средств душевная суета, сердечная жесткость, «терроризм общения: все против всех» пронизывают поры нашей жизни.
Режиссер Никита Золин вместе с хореографом Андреем Иодловским превращают передвижения персонажей почти в сплошной танец. То очень расчетливо продуманный по жестикуляции и пластике. То бестолково бесформенный. Изобретательная, яркая, энергичная режиссура строит действо по законам внутренней музыкальности. Это чем-то напоминает фри-джаз со взрывными синкопами, неожиданными сменами ритмов и темпов. Или ставший ныне почти повсеместным фьюжн — смешение стилей и течений. Зрелище то как бы вязнет, тормозится в долгих психологических выяснениях отношений, то вдруг вспыхивает всеобщей суетой и беготней, а порой и откровенно пародийными танцевальными дерганиями.
Здесь, конечно, есть актерские работы менее или более яркие, чем другие. Но никого не хочется выделять из общего воодушевленного ансамбля.
Спектакль, при всей яркости, убедительности и увлекательности, пока далеко не во всем ровный. Особенно это проступает ближе к финалу. Авторы пьесы начинают сводить концы с концами, прояснять основные линии и доигрывать до логического конца ситуации основных персонажей. Возникает скороговорка, приблизительность и даже порой явная предсказуемость некоторых ходов.
Наверное, тут режиссеру и надо бы поискать какие-то небанальные решения, освободившись от вполне похвального пиетета перед текстом. Но это, что называется, пожелания на вырост.
Спектакль сильно задевает зрителей, поскольку говорит о том, что каждый из нас переживает внутри себя и в общении с другими.
1 «Современная драматургия», № 2, 2002 г.