Ученик Петра Фоменко и выходец из легендарных «Творческих мастерских» СТД Владимир Космачевский помимо столичных театров работал в Ньюпорте, Архангельске, Тильзите и Пензе, а последнее десятилетие посвятил исключительно преподавательской деятельности. А свое возвращение в сценическую режиссуру представил еще и как идею вечного возвращения.
Год 1932-й в мировой литературе отмечен выходом таких произведений, как «Путешествие на край ночи» Луи Фердинанда Селина и «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли — дебютных романов этих авторов и «Перед заходом солнца» — последней большой пьесы нобелевского лауреата Герхарда Гауптмана. Первое из них рассказывает о недалеком для тех дней прошлом, второе — о довольно отдаленном даже по нашим меркам будущем, третье — о стремительно приближающемся завтрашнем дне. Книги объединяют темы неизменности человеческой натуры, низменности людских устремлений и моральной несостоятельности цивилизации в целом. Все это — в воздухе той эпохи, коротком затишье меж двух мировых войн. И когда ищутся исторические аналогии сегодняшнему дню, нелишне вспомнить об этих умонастроениях и даже предвидениях художников.
Но именно Гауптман, уверен режиссер Владимир Космачевский, не предвидел, а именно увидел, что принесет XX век, поэтому именно постановкой пьесы «Перед заходом солнца» решил вернуться в профессию. Намеренный ли это диалог с предыдущими интерпретациями пьесы в русском театре — известные постановки в столичных Малом и Вахтанговском или питерском БДТ все как одна делали ставку на ее мелодраматизм и душещипательность; ироническое ли осмысление ницшеанской философии, положенной в основу многих катастрофических преобразований прошлого века? Но кошмар в том, что вернуться персонажам постановки Космачевского приходится на пепелище. Созданное в соавторстве с давним партнером художником Юрием Хариковым стильное и страшное сценическое пространство — это внутренности выгоревшего дома, уничтоженного стараниями самих обитателей.
Как и почему это произошло, и предстоит выяснить по ходу трехчасового действия. Причем это не просто попытка отмотать хронологию событий, метафорой которой здесь движущийся вспять велосипед, а намеренный повтор плохо усвоенного урока — во втором отделении персонажей даже усаживают за обгоревшие школьные парты. Для этого Космачевский перемонтировал пьесу так, что вместо одного предложенного автором исходного события — смерть жены тайного советника Маттиаса Клаузена и его затяжная депрессия в связи с этим — зритель получает два параллельных: решение вдовца начать новую, с чистого листа жизнь с молодой Инкен и, контрапунктом, гибель ее отца, человека чести, покончившего с собой из-за облыжного обвинения в корысти. Здесь спущенный с колосников труп вращается под то и дело повторяющуюся фразу: «Отчего умер ваш муж, фрау Петере?» Не ответив на этот вопрос, новому поколению — детям советника Клаузена сложно понять, каковы не мотивы, а этические установки Инкен Петере и почему в итоге их родитель решается на подобный поступок.
Но ими движет лишь безоглядный эгоизм, лишенный как раз этического содержания. Их мир — изначально мир мертвый: постановщик отказывает им в праве на полноценное существование, представив на сцене в виде фантомов, чей удел — рефлексия. Но даже в таком состоянии эти зловещие мертвецы — словно члены абордажной команды «Летучего голландца», которым терять нечего, но есть чем поживиться у живых. Недаром они и выглядят, действуют и даже говорят как существа из преисподней — сложный черно-белый грим, потусторонний, пропущенный через фурнитуру голос, черные костюмы и черные перчатки, превращающие руки в обгоревшие веточки. Они вроде и пугают, да не страшно. И все бы это походило на восстановленный «Гран-Гиньоль», очередную серию «Семейки Адаме» Барри Зонненфельда или «Битлджус» Тима Бертона, но только Космачевский здесь предельно серьезен. Чему подтверждением — роль Маттиаса Клаузена, исполненная Владимиром Кореневым. Несмотря на то что своим внешним видом актер не выбивается из общего ансамбля (мало того, даже напоминает упомянутого Битлджуса или, что более узнаваемо, Эйнштейна), он единственный, кто играет в спектакле без микрофона и — играет драматически насыщенную роль. Его персонаж — величественный старик, знающий цену не только своим заслугам, но и таким понятиям, как честь, совесть и свобода, а также верность и долг. И — единственный в этом мире, способный еще на искренние чувства.
Но дети, цепко держащиеся за семейные ценности — как материальные, так и превратно понятые этические, отнимают у отца право не только на личную жизнь, но и на возможность распоряжаться собственной судьбой. И даже осознав ошибку, не спешат ее исправить. Хотя цепная реакция разрушения уже запущена — раздавленный отец лишь ищет уединения, чтобы принять яд, а вслед за уничтоженной семьей рухнет, припомним историю, и целая страна. Это все, что безо всякого резонерства хотел показать Космачевский. Притом что пьесу Гауптмана многие современные критики сочли безнадежной архаикой. А семейные ценности меж тем именно сегодня все также на повестке дня. И значит — здравствуй, новый дивный мир?..