Это уже походит и на присказку из популярной советской мелодрамы, и на хороший театральный анекдот, но тем не менее: примерно каждые тридцать лет Олег Павлович Табаков участвует в «Матросской тишине».
Впервые в ней сыграл у Олега Ефремова в далеком 1957-м — только что созданный «Современник» собирался открываться, в паре с постановкой по пьесе В. Розова, этим спектаклем, но после генеральной репетиции его запретили. «Сделайте что-нибудь, ну сделайте что-нибудь!» — вспоминал он, как приставал к автору пьесы. Но делать пришлось самому — без малого три десятилетия спустя, в 86-м, поставил дипломный спектакль со своими студентами из Школы-студии МХАТ, доверив роль старика Абрама Шварца 24-летнему Владимиру Машкову. А спустя еще четыре года перенес его на сцену «Табакерки». Здесь «Матросская тишина» обрела уже статус легенды — здесь играли Евгений Миронов, Сергей Безруков, Марина Зудина и даже Анастасия Заворотнюк, а блестящую игру исполнителя главного героя его называли «гимном великой, беспредельной отцовской любви». Недаром Машков, отыграв уже в этой «Матросской тишине» без дублей и замен почти девять лет, впоследствии перенес эту пьесу (и свою роль) на киноэкран, назвав фильм просто и емко — «Папа».
А Табаков, вернувшись к пьесе уже в 2016-м и восстанавливая спектакль в прежних декорациях Александра Боровского — трехсекционный каркас, легко превращающийся в полуподвальную каморку, студенческую комнату и санитарный вагон, но на новой сцене, на Сухаревской, — от этой линии явно отошел. На роль Шварца-отца он с режиссером Александром Мариным, также некогда сыгравшим в «Матросской тишине», пригласили Федора Лаврова из МХТ и даже не стали его особо гримировать. Фактура и энергетика актера создали иной рисунок роли — на сцене персонаж, который знает цену и себе, и тому, за что ему пришлось и еще придется платить: вынесенные им страдания и унижения загнаны глубоко внутрь, что подчеркнуто глубоко запавшими глазами. Так же скупы, но и сильны его чувства к сыну, которому он желает одного — чтобы тот узнал, «с чем кушают счастье». Но пережитое и затаенное нет-нет да прорывается сквозь маску провинциального простака — выкриком ли в пьяном бреду, жестом или лукавым взглядом в минуты откровений. В итоге его тульчинский кладовщик — не фонтан еврейского остроумия (при отсутствующей речевой стилизации) и всепоглощающей любви, в этой версии «Матросской тишины» он выступает на равных, в ансамбле с другими актерами. Что позволяет некоторым даже краткое свое появление превратить в бенефисный выход. Из пьесы мы не знаем, почему мужчины Шварцы остались одни — эта трагедия угадывается в трогательном отношении к Давиду внезапно вернувшегося из Палестины Вольфа Меера (Павел Ильин). Нам неизвестно, что вообще объединяло в прошлом Меера, Шварцев и Гуревичей, но сразу же вспыхнувшее кокетство, явное желание казаться моложе только что согнутой бытом, сварливой Розы Гуревич (Марина Салакова) тоже говорит о многом. Благодаря этим деталям довольно жестко, минималистически организованный спектакль набирает дополнительный смысловой объем и заставляет зрителя, разгадывающего эти взаимосвязи, пристальнее отслеживать каждый нюанс.
Оттого-то на этом «взрослом» фоне так контрастно проступают отношения детей — еще не умеющих ценить ни дружбу, ни верность, ни готовность к самопожертвованию. Все это проиграно в короткой сцене прощания уезжающей в Москву Ханны Гуревич (Арина Автушенко) с Давидом Шварцем (Павел Табаков). Этот Додик вообще остро чувствует (и выдерживает) дистанцию по отношению и к отцу, и к прочим персонажам на протяжении первых двух действий. Не отталкивает, как, скажем, это выходило в этой роли у Евгения Миронова, а не подпускает. Его холодность, порой граничащая с расчетом, видится и в романе с красавицей Таней (Анастасия Тимушкова), и уж точно в диалоге с парторгом Чернышевым (Игорь Петров). И тем горше осознает, насколько это было ошибочно, чего, не допуская, он упустил — в действии третьем, слушая страшный рассказ о своей гибели пригрезившегося отца, он сотрясается в беззвучных рыданиях. Он успел стать и известным скрипачом-лауреатом, и старшим лейтенантом — «большим человеком», как иронизирует покойный Абрам Шварц, но в его жизни никогда не будет Тульчина его детства с верными друзьями и любящим отцом — все это он когда-то бросил без оглядки.
Тут стоит вспомнить, что Ефремов, намереваясь в 1966 году вернуться к работе над пьесой Галича, пытался искать не просто разрешения означенных конфликтов, а «ощущение времени и обращенность спектакля в завтрашний день». И в спектакле 2016 года это найдено благодаря выверенной тональности, уже лишенной легендарного «гимнического» начала. А лейтмотивом здесь становится фраза, брошенная раненым бойцом в санитарном вагоне: «Солдатом стать легко, человеком стать трудно!» Сегодня, когда человеческие качества и отношения приносятся в жертву очередному мифу, только при их остром дефиците становится понятно, с чем все-таки люди кушают счастье.
А финал, как и прежде, открытый: если «дальше» у Шварца-старшего больше никакого не было, то «дальше» Шварца-младшего все еще под вопросом. Но главное он уже понял…